Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу - [16]

— Прочтемъ новое Щедрина, думалъ онъ, когда дошелъ въ оглавленіи книжки до статьи этого писателя. — Люблю я этого писателя! Онъ смѣется, зло смѣется, надъ недостатками чиновниковъ, но онъ смѣется съ любовью къ нимъ!.. Видно, что это не врагъ нашъ, а суровый наставникъ, который каррикатурою хочетъ учить насъ, необходимыхъ для пользы государства столбовъ, быть лучшими…. Да, Щедринъ былъ самъ чиновникомъ, знаетъ ихъ и любитъ ихъ!.. При злости его языка, при уродствѣ рисуемыхъ имъ образцовъ — хорошій чиновникъ читаетъ его съ наслажденіемъ: онъ учится быть лучшимъ.

Губернаторъ положилъ книгу на столъ, хотѣлъ было сѣсть, но посмотрѣлъ въ окно и подошелъ къ нему.

Была морозная мартовская ночь. Полная луна стояла почти надъ срединою городскаго сада и хорошо освѣщала его. Старыя и вѣтвистыя деревья сада, безъ листовъ, безъ движенія, какъ волшебно-освѣщенныя декораціи, покоились въ сладкомъ снѣ, и, какъ на картинѣ, лежали на землѣ тѣни отъ нихъ. Снѣгу не было, земля была совершенно черная, и только кое-гдѣ блестѣли на ней души замерзшей воды. Въ саду было пусто; изъ дома дворянскаго собранія робко пробивался огонекъ черезъ прутья деревьевъ.

Губернаторъ сѣлъ на окно и, безъ мыслей въ головѣ, любовался картиной городскаго сада, картиной съ мягкимъ, манящимъ, волшебнымъ освѣщеніемъ.

— Хорошо предъ глазами и хорошо, покойно, разсудительно во мнѣ самомъ, думалъ онъ немного погодя. — Дай Богъ, чтобы каждый такъ исполнялъ свою службу, такъ посвящалъ ей свое время, какъ я…. и благо будетъ на Руси!.. А сколько трудовъ нужно, сколько характера, сколько умѣнія выбирать людей!.. Да, не всякій можетъ быть такимъ…. Нуженъ трудъ и энергія, усиленный трудъ и энергія!.. Сынъ очень бѣднаго чиновника, крѣпостной службы чиновника, и матери, чуть не крѣпостной дѣвки, я трудомъ и энергіей, исключительно своимъ трудомъ, дошелъ до университета, трудомъ дошелъ до губернаторства и трудомъ дойду еще до большаго…. Да, я могу быть довольнымъ собой, могу хвалиться и гордиться собой!.. Но счастливъ-ли я?… Конечно…. Что мнѣ еще нужно? Я полный господинъ въ губерніи; я первое лицо въ городѣ; я руковожу къ разумной дѣятельности администрацію цѣлой губерніи…. Уходитъ, правда, многое изъ подъ моего руководства, благодаря поспѣшности нововведеній, но это скоро перемѣнится…. Я не врагъ реформъ, но была и пусть будетъ власть, контроль власти надъ всѣмъ…. Впрочемъ, чѣмъ такъ особенно измѣнитъ мое положеніе ожидаемый моей губерніей новый судъ? Вѣдь и при немъ, все-таки, не десятки, не сотни, а тысячи чиновниковъ будутъ зависѣть отъ меня, будутъ идти по мною начертанной программѣ. Я главнокомандующій этихъ тысячъ!.. А все населеніе губерніи развѣ не зависитъ отъ меня во многомъ?… Да, я счастливъ и имѣю цѣль для будущаго!.. Чѣмъ далѣе, тѣмъ лучше и лучше, и на старости лѣтъ можно зажить богатымъ помѣщикомъ и крупнымъ городскимъ домовладѣльцемъ, конечно, Петербурга, Москвы, Кіева или Одессы…. Въ Одессѣ лучше, непремѣнно Одессы: передъ глазами море…. Но хорошо и въ деревнѣ: передъ глазами вотъ этакая картина…. И губернаторъ смотритъ и любуется картиной городскаго сада безъ всякой мысли.

— Нѣтъ! думалъ онъ немного погодя, подъ вліяніемъ манящаго свѣта луны, подъ вліяніемъ мягкихъ тоновъ картины, тѣнистаго лѣтомъ и какъ бы робко-стыдливаго теперь, городскаго сада. — Нѣтъ! Я не совсѣмъ счастливъ! Мнѣ недостаетъ ея, подруги жизни, жены….

И предъ глазами губернатора, какъ живая, стоитъ дѣвушка, въ которую онъ былъ влюбленъ во время своего студенчества. Она чистая блондинка, ея нѣжные, добрые, голубые глаза то покойно съ благоговѣніемъ смотрятъ на него, то вдругъ, съ какимъ-то не огнемъ, нѣтъ! а вотъ такимъ, какъ предъ его глазами, луннымъ, стыдливымъ свѣтомъ, прямо смотрятъ на него и заставляютъ его вздрагивать и жмуриться.

Умна была, думалъ опять губернаторъ, когда восхитительный образъ блондинки скрылся отъ его глазъ, — хороша собой, прекрасно воспитана была она, моя первая любовь!.. Но безъ средствъ, безъ состоянія, безъ связей…. Нѣтъ, я хорошо сдѣлалъ, что оставилъ свою страсть къ ней… А какая сильная страсть была! Не скажи ея мать, что отдастъ дочь за меня только по окончаніи мною курса въ университетѣ, и не пожелай того же она, моя дорогая бѣлочка, какъ я называлъ ее, я бы женился на ней еще студентомъ — И было бы скверно, я бы не былъ тѣмъ, что теперь…. Мой характеръ, трудъ и энергія, конечно, подвинули бы меня далеко, но и связи жены помогали сильно и помогаютъ до сихъ поръ…. Какъ она быстро стала никуда не годна! Стара, толста, брюзглива! Я въ полной, самой солидной, и, потому, самой крѣпкой, надежной силѣ, а она!.. Въ моемъ положеніи, конечно, любая женщина въ городѣ согласиться нѣжить, ласкать и все прочее, чего желаетъ мужчина отъ женщины; но это все украдкою, не когда вздумается, не въ минуту порыва страсти и любви, а объ этомъ надо приказать Мишуткину…. Нѣтъ, это не то! Прекрасный домъ, отлично убранныя комнаты, гостиная, выходящая въ садъ и всегда такая уютная, съ полусвѣтомъ, поэтически-меланхолическая, — а въ ней скучно, скучно въ дому, приходится проводить все время здѣсь, въ кабинетѣ…. Да, внутренней, домашней жизни нѣтъ у меня: нѣтъ жены и нѣтъ дѣтей!.. Я не желаю ей смерти, но вѣдь черезъ годъ, два, она непремѣнно умретъ…. и я буду свободенъ, мнѣ будетъ пятьдесятъ два, но я мало измѣнюсь противъ теперешняго, а теперь я еще очень и очень молодъ: здоровъ, силенъ, силенъ какъ мужчина, силенъ для женщины, — это и онѣ говорятъ, да я и самъ чувствую. Сѣдина чуть показывается, но къ тому времени, конечно, будешь порядочно сѣдъ…. но суть не въ сѣдинѣ. Какъ это у Пушкина?… «Порой и старца строгій видъ, власы сѣдые смущаютъ дѣву молодую». Да, Пушкинъ зналъ женскую натуру! Онъ зналъ, что женщина, даже молодая дѣвушка, если только сѣдина можетъ украсить себя короною, богатствомъ, положеніемъ, — страстно полюбитъ такую сѣдину….