Подружки - [7]
— Да? — я удивилась.
У меня в последнее время сомнения появились в том, что она вообще умеет читать.
— Ну да, это же на сто четырнадцатой странице написано. Я ещё номер страницы в кружочек обвела! Посмотри!
Я заглянула в учебник. И правда номер страницы обведён.
— И что? — говорю. — Какой металл-то?
— Ну не помню, — чуть не плачет Тохтамышева, — но точно читала вчера!
— Ладно, — сжалилась я и подсказала: — Медь.
— Да! — радостно завопила Тохтамышева, словно ей сделал предложение прекрасный принц. — Точняк! Ме-едь!
— Молодец, — кивнула я, — только мало помнить номер страницы, чтобы на олимпиаде правильно на вопросы отвечать.
— Я повнимательнее сегодня прочту, — пообещала пристыженная Тохтамышева.
Я растрогалась и на следующий день специально задала ей вопрос полегче. Из «Тестов по истории Древнего мира».
— Что, — говорю, — делали спартанские мальчики: учились бороться, терпеть голод и дискомфорт, с семилетнего возраста жили отдельно от родителей в отрядах сверстников?
— Странный вопрос, — растерялась Тохтамышева, — они всё это и делали.
— Как так? — удивилась я. — Не может быть. Выбрать надо что-то одно!
— Но что? Они и терпеть учились, и жили отдельно. Не веришь? Ну вот, позырь, то есть, это… посмотри в учебнике!
Посмотрела я. И правда. Всё они делали, эти мальчики спартанские. Я тогда в ответы к «Тестам» глянула. Оказалось, верный третий вариант. Интересное кино! А как же голод? И борьба у них точно была!
Мне прямо обидно стало за спартанских мальчиков. Вот и про нас потомки знать не будут, что мы мучились, к олимпиадам готовились.
— Давай посмотрим в этой, как её… — сказала Тохтамышева.
— В «Википедии», — сообразила я.
За последние несколько недель я научилась понимать её папуасский язык. Вышли мы в Инет, нашли статью в «Вики». И читаем:
«При рождении мальчика брали и относили на край пропасти, где долго и внимательно рассматривали. Если мальчик был больной или слабый, то его сбрасывали в пропасть. А тех, которых оставляли в живых, подвергали разным испытаниям с младенчества. Колыбельки, в которых дети спали, были очень грубыми и жёсткими. В семь лет мальчиков отправляли в специальные военные лагеря. Там они учились выживать. Те, кто не справлялся, — погибали. Спали они на соломенных подстилках, а одежду носить им разрешалось только с 12 лет. Некоторые мальчики клали в свои подстилки крапиву, чтобы она, обжигая их, согревала. Мальчики усиленно занимались физическими упражнениями, упражнялись во владении мечом, в метании копья. Пропитание они должны были искать себе сами: воровать, грабить, а если приходилось, то и убивать».
Ну я-то об этом и так знала. Но что случилось с Тохтамышевой — не передать!
— Как, — бормочет, — на подстилках? И без одежды? И на крапиве? И воровать? И убивать?!
Как вскочит! Как забегает! Ну как будто тут перед ней спартанские мальчики на крапиве развалились и храпят в ожидании, когда их убивать позовут!
— Давай я лучше про эту Спарту в учебнике почитаю, — решила Тохтамышева. — Может, всё-таки враньё это — насчёт крапивы? В Интернете ж вранья — как грязи!
Засела она за учебник. Читает, губами шевелит. А я смотрю на неё и поверить не могу. И думаю: «Да, Тохтамышева. Хорошо, что с нами должна на олимпиаду буква „Т“ идти, а не „Щ“, например. А то отправили бы Щукина, а его никакой крапивой не заставишь учебник читать!»
Вдруг — телефонный звонок! Ирина Михайловна.
— Девочки, — говорит, запыхавшись, будто стометровку до телефонного аппарата бежала, — всё! К олимпиаде можно не готовиться. Там один человек всего нужен от нашей школы. Поедет Рябов.
— Как, — говорю, — Рябов?
— Ну а кто? — удивилась историчка. — Не Тохтамышева же. Всё, Минаева, отбой! А то забуду Рябову позвонить.
И трубку повесила. А я всё стою, как дурочка. Гудки слушаю. И на Тохтамышеву смотрю. Вспомнила вдруг, что вообще-то её Таней зовут. Хотя к чему мне это? Всё равно на олимпиаду не едем.
— Чего с Рябовым? — спросила Тохтамышева, не отрываясь от учебника. — Сгинул в своей поликлинике?
— Нет, — говорю, — на олимпиаду едет. А мы нет.
Тохтамышева посмотрела на меня. А место, где читала, пальцем зажала. Потом палец убрала медленно и говорит:
— То есть можно не готовиться?
— Можно.
— И учебник не читать?
— Ага.
— А…
Она глянула на часы. Потом на меня.
— А что делать? — спросила она.
И смотрит, как баран на эти… как их… Не помню, в общем. И я на неё так же смотрю.
— Знаешь, Тань, — говорю, — если тебе делать нечего, можем… в библиотеку, что ли, сходить? Ты как?
— Зачем? — поморщилась она.
— Ну возьмём, например, книжку про спартанцев. Может, ещё что про них узнаем.
— Да? — оживилась Тохтамышева. — Ну ладно. Давай. А вечером можем на дискотеку зарулить. У меня два флаера осталось!
Она порылась в карманах.
— О нет, целых три!
— А третий Рябову занесём, — предложила я. — Скажем, что это билет на цирк с конями.
И громогласная Таня захохотала так, что уронила на пол учебник. А потом встала, меня по спине хлопнула и сказала:
— А ты, ишь! Нормальная оказалась чуви… в смысле девчонка!
Как мы с мальчишками воевали
Математичка задерживалась, и мальчишки придумали довольно обидную игру. Они начали обсуждать, кто из девчонок на какую собаку похож. Это ж надо было такое придумать!
