Подруга игрока - [49]

Прописаны были целый набор лекарств, покой и свежий воздух, но мистер Гастингс оказался в состоянии соблюдать предписания врача не более пяти дней. На шестой день он заявил, что Феликсу пора возвращаться в Лондон, чтобы выяснить, что там слышно об Эверарде. А ему самому пришло время подыскать место, где он мог бы прятаться, не прибегая к переодеванию.

Как только прислали его собственную одежду — аккуратно и любовно упакованную его благовоспитанным дворецким Димпсоном, — мистер Гастингс сбросил дамский костюм. Если кто-то из слуг в имении Маркросс и нашел странным тот факт, что в лучшую спальню особняка въехала мисс Деуитт, а выехал из нее мистер Гастингс, он не проронил ни слова на этот счет. Золотые монеты, полученные ими в большом количестве, сделали их абсолютно слепыми, глухими и немыми.

В одиночку мистер Гастингс отправился в Лайм-Риджис, куда мать в детстве однажды привозила его. Там он остановился под вымышленным именем в доме, который снял для него человек Феликса. Он был очень рад устроиться в месте столь безлюдном, что можно было не прибегать к переодеванию. Ребра корсета, пуговицы, крючки, стягивавшая корсет шнуровка, объемные платья, рубашки и юбки раздражали его так, что терпеть это становилось невозможно. Гастингса удивляло, зачем это женщины, большей частью, как он считал, создания разумные и чувствительные, подвергают себя таким пыткам. Его восхищало то, что женщина способна носить модную одежду и в то же время держать себя в рамках приличий.

Раздумья о разных типах женщин неизбежно возвращали его к образу мисс Трой, который часто вторгался в его размышления, изгоняя даже мысли об Эверарде. Не умея отчетливо восстановить в памяти ее лицо, Гастингс вызывал в своем воображении изгиб ее шеи, царственную линию носа, припухлость мочки уха, округлость груди. Однако чрезвычайно сильно действовали на него не только воспоминания о ее внешности, но еще и об ее голосе. Даже сейчас, когда волны с ревом накатывали на берег, он слышал, как она спрашивает: «А кто такая Джейн?» Ему слышалась ее тревога, когда она промывала ему рану. Голос ее был музыкален, как арфа, на которой она играла. На фоне тихого и ритмичного шелеста морских волн снова и снова слышалось ему, как она произносит его имя. «Мистер Гастингс». Он поклялся, что наступит день, когда она назовет его Чарльз.

Прогуливаясь вдоль волнолома, Гастингс наблюдал, как высокие темно-серые волны разбиваются о камни и наполняют воздух водяной пылью. И он подумал, что пришло наконец время что-то предпринять в отношении Эверарда, раз и навсегда. Он уже почти выздоровел, а пребывание в ссылке, вдали от столицы, становилось утомительным. Трудно было смириться с тем, что ему нельзя навестить мать или кого-нибудь из друзей. Он не осмеливался даже пытаться развлечь себя игрой в карты или кости. И вместо того, чтобы приехать к мисс Трой и превратить ее явную неприязнь к нему в обожание, он тратит время на отдых, прогулки по берегу и глотание отвратительного эликсира, который прописал ему доктор Мичем. Единственным его занятием было писание новых глав к его книге о принципах карточной игры. Он намеренно оставил рукопись на хранение мисс Трой — это давало ему повод снова увидеть ее, — но тем не менее продолжал писать. Не только потому, что это ему нравилось, а по той причине, что больше действительно нечем было заняться.

До сих пор он не получал еще сколь-нибудь вселяющих надежду известий о том, что Эверард взялся за ум. Феликс в своих письмах из Лондона сообщал, что этот человек похваляется, будто, посещая клубы и игорные дома, он повсюду распространяет слух, что Чарльз Гастингс оклеветал его и потом самым что ни на есть трусливым образом скрылся, одному Богу известно куда. А затем, подмигивая, заверяет своих слушателей, что если Гастингс попытается все же явиться в Лондон, он, Эверард, к этому «будет готов». Под этим подразумевается только одно, писал Феликс, этот человек решился на дуэль, дуэль не на жизнь, а на смерть, и ничего другого.

Мистер Гастингс покачал головой при мысли о таком безумном решении. Ведь если Эверарду удастся убить его, он наверняка будет изгнан из Англии. Жить ему придется за границей. А если он вздумает вернуться в Англию, то обнаружит, что является «персоной нон грата». Широкий круг преданных мистеру Гастингсу людей позаботится о том, чтобы существование его стало невыносимым. Он будет отрезан от жизни общества и нигде не встретит сочувствия. И все же, несмотря ни на что, Эверард полон решимости не отступать от своих намерений отомстить. Как же можно вести себя разумно с таким человеком?

Возможно, мрачно размышлял мистер Гастингс, ему следовало бы встретиться с ним. Пистолеты на рассвете, вся эта чепуха, и с делом будет покончено. Если его светлость проявляет упрямство, может, лучше будет сойтись им лицом к лицу, вместо того, чтобы жить в постоянном напряжении, ожидая, что приспешники Эверарда могут прятаться по всем углам или в тенистых аллеях, готовые в любой момент на него наброситься. Скрываться Гастингсу было ненавистно. Это было ниже его достоинства.