Подросток Ашим - [24]

«Какой, мама, признак?» — спрашивал первоклашка Владик.

И мама принималась объяснять ему про гены, которые делают, чтоб люди похожи были или не похожи на родителей. Он, Владька, например, мамкин от пяток до кончиков волос. Волосы на голове у него одёжной щёточкой стояли. «И у меня вот так же будут, если остригусь», — обещала мама, и Танька всерьёз пугалась: «Мама, да ты что, не надо, пожалуйста!».

За мамкой только и гляди. Чтобы в холода шапку надевала, а осенью чтоб не забывала зонтик, а то ведь болеет она часто. И чтобы ночью спала, а не плакала на кухне, а то встанешь попить — а она там. В последнее время, правда, Мишка обнаруживал её сидящей за компьютером. «Я, — говорила она, — сынок, совсем не плачу, я, видишь, денежку зарабатываю. Ночью спокойно работается…»

А потом днём она была сонная-сонная. И Владька ей напоминал:

— Мам, ну не зевай так. Нам говорили в школе…Надо прикрывать рот, если зеваешь…

Владька и сам старался прикрывать рот, если только не забывал. А за столом к обеду он брал не только вилку, но ещё и нож. Правда, потыкав его в котлету, Владька успокаивался и начинал есть, как все люди, орудуя одной вилкой. На нож ему достаточно было только глядеть.

Владька учился в той самой школе, где Танька, и где Мишка раньше учился. Но его учительница рассказала детям о хороших манерах, и Владька потом распечатал себе руководство из интернета. Мишка начал читать наугад: «Вилки кладут слева от тарелки в том порядке, как ими будут пользоваться. А справа — ложку для супа и ножи лезвиями к тарелке…»

Мишка спросил:

— Охота тебе это запоминать?

Владька ответил:

— А вдруг мы уедем куда-нибудь, и там все едят с ножами?

Мишка растерялся даже:

— Как это — мы… Куда мы поедем?

Владька сказал уклончиво:

— Ну, мама же говорила, когда меня не было, мы все ездили к морю…

Мишка подумал: и правда ведь, ездили. Но только очень давно — ни Сашка, ни Владька ещё не родились, и папа ещё не заболел, а Мишка и Танька были такими маленькими, что ничего не помнили. «Только раз вырваться и смогли», — рассказывала им мама. Вроде бы, какие-то её дядя и тётя, которых Мишка совершенно не помнил, переехали к морю. И мама вздыхала: «Они и сейчас нас зовут, да больше, видать, не получится. Ёлки-палки, как я люблю путешествовать. И как же я люблю лето…» — «Мам, а там сейчас лето?» — спрашивал у неё Владька, и мама, сама удивляясь, отвечала: «Да нет, у них мокрая зима. Сырость, всё время дожди. Наша зима лучше…»

— Наша зима лучше всех, — сказал Мишка Владьке. — Где ещё увидишь такую зиму?

Владька задумался — он не видел никогда других зим, да и Мишка тоже не видел. Но Владька глядел на него так, будто он может разные зимы сравнивать, и Мишке стало неловко и сделалось жаль братика.

— А летом? — спросил у него Владька.

И Мишка ответил резко:

— Ты что, куда мы поедем? Это знаешь сколько денег надо, чтобы всем переехать?

А когда Владька маме замечания делал, Мишке всегда хотелось щелкуть его по лбу. Глядите на него, какой учёный.

Если у тебя хотя бы тридцать самь и две, ты уже считаешься больным и совершенно законно не ходишь в школу. А тут — всё время выше тридцати восьми, и можно было не бояться, что его скоро выпишут. Температура не снизилась ни на второй день, ни на третий. Антибиотики Лёхич не пил. Надо было, чтобы таблетки убавлялись по часам, и он выбрасывал их по часам в унитаз. Болеть было счастьем. Он с утра до вечера был один, сам с собой, ему даже играть по сети не хотелось. Он пытался читать в Интернете книги, которые упоминали его одноклассники — не читалось. Было очень тепло, уютно, как — он не помнил, когда. Температура укутывала его мягким одеялом. Он думал, как хорошо, что мама не придёт с рынка до вечера. И что завтра, он, может быть, поболтает в личке с Майракпак. На общем форуме её давно не было, но если он писал ей в личку, всегда откликалась. «Привет! Бредбери — супер, помнишь, Алая Роза рекомендовала? Особенно «Третья экспедиция», ты не читал? Там — про Марс, и как всё от нас зависит, ты почитай!».

А как-то раз она у него про Хича стросила — что с этим парнем не так. И он долго тянул с ответом и пытался сформулировать, что с ним, Лёшкой, не так и почему его все дразнят— но только не о себе писал, а будто о ком-нибудь другом, кого он хорошо знает, и в конце концов всё удалил и написал: «Я не знаю. Я же не с ним учусь, а в параллельном».

Она спросила: «А кто учится с ним?». И он собрался ответить: «Я в их классе никого не знаю», — но испугался, что она спросит: «В каком именно классе?», а потом станет расспрашивать дальше, — и поскорее ушёл с форума. Найдутся, кто про него ей захочет рассказать…

Мишке теперь дома казалось очень тесно. В комнате надо было переступать через школьные ранцы и через котят, и через брошеные на пол игрушки. Почему раньше он так и переступал через всё это, не замечая?

Когда он возвращался, было полутемно, потому что мама уже укладывала младших. Все были здесь, перед тобой, всех не сходя с места можно было сосчитать.

И теперь это ему казалось странным.

Кирка жила в просторном двухэтажном доме. Внизу был большой зал, и из него наверх вели сразу две лестницы. Одна — обычная, прямая, — вроде как лесница в подъезде. Другая совсем узкая. Ступеньки в ней закручивались в причудливый рисунок. Когда поднимаешься по такой, и сам всё время кружишься.