Подростки бессмертны - [3]

— Ты че, сучка, о себе возомнила? — при этих словах «любимая дочурка», Катя ее звали (почему звали… позже она умерла от диабета), смачно харкнула на меня.

— Да че я вам сделала-то?! — сквозь сопли промычала я. И правда, я недоумевала, за что меня так.

— Ах ты не знаешь, тварь, — съязвила Катя. Она была непререкаемым авторитетом в этой своре, — а кто с нашими пацанами вечно ходит, шлюха ебаная! — при этом она придавила мою голову ногой, не давая подняться.

Объяснять, что я никакая не шлюха, тем более не ебаная (я даже не целовалась еще ни с кем, в отличие от остальных), не было возможности из-за грязного кроссовка на моем лице.

— Значит так, сучка, — продолжила свои наставления Катя, — чтоб близко к ним больше не подходила. Поняла, мразь?

Я только и смогла промычать «угу».

Девочки, довольные актом правосудия, как ни в чем не бывало направились обратно в лагерь, весело обсуждая при этом мое избиение, смакуя подробности и посмеиваясь. Мне приказали полежать в сарае еще полчаса и привести себя в порядок.

Я ощупала больнючие шишки на голове, отряхнула как могла одежду. Тело ныло, хромая, я побрела к озеру, чтобы умыться. Сигареты переломались от ударов. Подлечив одну дрожащими руками, глубоко затянулась и наконец-то заплакала. Зря говорят, что слезы — лишь вода, и горю ими не поможешь. Еще как поможешь! Это не вода, это — лекарство. Они приносят облегчение.

С тренером, Иванов Витальевичем, отношения у нас были доверительные. Он отличный мужик, всегда был готов выслушать, помочь, посоветовать. И ведь мудрый до чего наставник, неравнодушный. Он увлекался восточной философией и охотно делился своими знаниями с нами, детишками. Никого не осуждал. Даже узнав, что я покуриваю, не стал ругаться. Рассказал, конечно, о всех «прелестях» и последствиях этого пристрастия, но выбор оставил за мной. С ним мы как-то сроднились даже — мне всегда было проще общаться со взрослыми (не со всеми, конечно), с ними интереснее. Они умнее. У них можно было учиться жизни.

Разумеется, стучать я не собиралась. Это было табу. Хуже любого бесчестия. Поэтому, когда он заподозрил неладное, увидев мою неровную походку и печальные глаза, я отмазалась якобы плохим самочувствием. Мол приболела, тошнит меня. Наверное, съела что-то. Он освободил меня на несколько дней от тренировок, напоил активированным углем.

Девки довольно на меня поглядывали, при Иване Витальевиче делали вид, что хорошо ко мне относятся, разговаривают. А так… То плечом старались задеть, то подколоть, то чашку с едой опрокинуть. Это была травля. Странно, но пацаны тоже как-то резко от меня отстранились. Видимо, сучки успели им что-то наплести. А может, просто из солидарности, из стадного чувства, так сказать.

Положение мое было безвыходно. Общаться не с кем, кроме тренера. Я так мечтала поехать в этот лагерь, долго уговаривала родителей, чтоб отпустили. Как я была счастлива, когда они согласились! А теперь хотелось одного — поскорее домой и все забыть.

Мое отшельничество и сыграло ключевую роль в дальнейшей судьбе. Общаться было не с кем, поэтому покурить я бегала одна. И вот в один из таких перекуров ко мне подошла компания из четырех ребят и одной девочки.

— Че одна стоишь? — спросила Лена. Так ее звали. Ну типичная «пацанка»: короткая стрижка, спортивный костюм, нагловатая улыбка.

Я немного напряглась. Мало ли что им нужно? Лена тем временем смачно плюнула сквозь щель в зубах.

— Да не с кем курить, — небрежно бросила я, — у нас же все паиньки.

Эти ребята были нашими соседями по лагерю — из другой секции. Только в отличии от нас, они — настоящее стихийное бедствие. Никакие руководители с ними не справлялись. Бухали втихаря, сбегали из лагеря, даже успели подраться с деревенскими, пока искали, где бы раздобыть самогона.

Ну и как-то мы разговорились. Про тренировки, про школу, кто где живет и учится… Они все жили в моем городе, только в другом районе. Уж не знаю, почему меня приняли, как свою. Может, сигареты действительно стали эдаким волшебным ключиком в их компанию?

Оставшиеся дни в лагере стали для меня настоящим праздником духа. Я ликовала! Еще бы — попасть в крутую компанию, бухать с ними, бегать на озеро по ночам и жечь костры… Ну чего еще нужно подростковой душе? Они хоть и были распиздяями, но без той гнили, что жила в сердцах моих бывших «друзей по цеху».

— Давай-давай, до дна! — подбадривала меня Лена, пока я, морщась, опрокидывала в себя кружку самогона.

— Молорик, давай-давай! — ребята посмеивались над моими рвотными позывами, но не обидно. Задыхаясь, я лихорадочно тянулась к полторашке с газировкой.

— Вот молодец, пей давай, — мне помогли придерживать поторашку с запивоном.

Парни любили лапать девчонок в темноте. Пару раз и меня потискали… В таких случаях полагалось делать вид, что ты против этого и всячески возмущаться, или даже дать затрещину наглецу. Но втайне-то все девчонки лишь об этом и мечтали.

«Свои» наконец-то оставили меня в покое. Видимо, опасаясь моих новых друзей. Хотя им ничего я так и не рассказала.

Но самое веселье началось по приезду в город. Из секции я, разумеется ушла — ну не было сил смотреть на все эти рожи. Тренеру соврала, что это временно. Будто учебу надо подтянуть.