Подпорченное яблоко - [14]

Тоцци сидел и смотрел, как Джина разгружает сумки. Он не осмеливался произнести что-нибудь, даже отдаленно напоминающее любезность, например поздороваться, потому что знал, как она на это отреагирует. К тому же Майк Санторо был гнусным типом, занимающимся порнографией, и он не мог быть вежливым или любезным. Как бы то ни было, один раз он уже попытался сказать ей, что она очень привлекательна, но она ему не поверила.

Это случилось в один из тех невероятно теплых и ярких осенних дней, когда листья уже начинают желтеть, но погода стоит ясная и расслабляющая. Такие дни бывают в конце августа. Они как будто выпадают из времени, и хочется совершать какие-нибудь безумства, потому что кажется, что на самом деле таких дней нет в реальном календаре и, значит, что бы вы ни сделали, никто об этом не узнает.

В тот день крестили одного из племянников Джины, и Живчик пригласил Тоцци на церемонию и вечеринку после нее. На вечеринку Тоцци так и не попал, потому что, пока младенец надрывался от крика, а священник поливал его маленькую головку святой водой, Джина и Тоцци отчаянно флиртовали. Она еще не знала, что он занимается порнографическими фильмами. Когда все вышли из церкви, вместо того чтобы пойти вместе со всеми к кузине, Джина направилась к своему дому. Тоцци пошел за ней, и все было как в чудесном чувственном сне, когда не хочется просыпаться. Она шествовала медленно и изящно, описывая зигзаги, подбрасывая носком туфли оранжевые и желтые листья, бросая украдкой взгляды на Тоцци. Тоцци следовал за ней на некотором расстоянии, наблюдая, как солнечные лучи пронзают опавшие листья и просвечивают сквозь ее распущенные по плечам светло-каштановые волосы. Когда они подошли к ее дому, Джина остановилась, повернулась и посмотрела на него, лукаво улыбаясь, ожидая, что он сделает. Он не спеша подошел. И хотя они были знакомы совсем недолго, оба знали, чего хотят, но никто не был готов сделать первый шаг. Он вдруг засмеялся, и она засмеялась тоже, и очень скоро они уже были на грани истерики, потеряв контроль, хохоча как ненормальные.

— Зайдешь выпить чашечку кофе? — спросила она, вытирая слезы.

— Конечно, — ответил он.

— Или, может, вернешься на вечеринку?

— Нет, спасибо.

Она покачала головой.

— Я тоже. — От шуршания ее рассыпавшихся по плечам волос у него закружилась голова.

Ее квартира была маленькой, каждый предмет имел свое назначение и стоял на своем месте. Голые деревянные полы и жалюзи. Ни штор, ни безделушек, ни цветов. Только на стене множество черно-белых фотографий смеющихся детишек в рамках. Она сказала, что сделала эти снимки сама.

Тоцци сел на диван, раскинув руки по спинке, и смотрел, как она делает кофе.

— Не надо, — сказала она с самоуверенной усмешкой.

Он шевельнул рукой.

— Не надо что?

— Не надо на меня смотреть. Смотри на что-нибудь другое.

Тоцци пожал плечами.

— Если тебе это мешает... — Он повернулся и растянулся на диване. Оранжевые солнечные лучи косо падали через створчатые окна и квадратными пятнами ложились на ноги и лицо Тоцци, лаская их теплом. Он закрыл глаза и почти заснул. Но мысль о ней заставила его проснуться.

Он прищурил глаза, пытаясь сквозь солнечный свет разглядеть, что она делает, и вздрогнул, увидев, что она стоит прямо возле него. Она сбросила туфли и села у него в ногах на другом краю дивана. Из кухни донесся запах закипевшего кофе. Она заслонила от солнца глаза и посмотрела на него.

— И о чем же ты думаешь? — спросила она.

Он улыбнулся.

— Не знаю.

Она подобрала под себя ноги и повернулась к нему лицом, откинувшись на подлокотник дивана. Ступни она просунула ему под ягодицы.

— Ноги замерзли, — сказала она.

— Угу.

— Есть идеи?

— Относительно чего?

— Как их согреть?

Тоцци ухмыльнулся.

— Что-нибудь придумаем.

— Ну так давай.

— Что давай?

— Согрей их.

— Ах да. Хорошо.

Он потянулся, вытащил из-под себя ее ногу и растер пальцы между ладонями.

— Ну как?

— Хорошо. Теперь другую.

Он взял другую ногу и растер ее.

— Лучше?

Ее глаза были закрыты, голова откинута назад.

— Да... чудесно.

Когда он прекратил растирать ногу, она открыла глаза.

— И все-таки мне холодно.

Она улыбалась.

— Да? Где именно?

— Везде.

— Так, с чего же мне начать?

Она ухватилась за его руки и подтянулась, пока не оказалась над ним, нос к носу.

— Может, прямо отсюда? — спросила она и поцеловала его. И еще раз. И снова. А потом он поцеловал ее. Много раз. Потом они стали исследовать тела друг друга языками и пальцами. И у Тоцци закружилась голова, так это было хорошо. Джина лежала на нем, и солнце заливало комнату, и ее кожа была такой белой и мягкой, и ее шелковистые волосы струились между его пальцами, и ее губы, ее плечи, ее уши, ее соски и...

До кофе дело так и не дошло.

Джина вывалила на стол банку с помидорами, вырвав Тоцци из его сладостных воспоминаний. Он пристально посмотрел на нее, вспомнив, что говорил о ней Беллзу прошлой ночью Будда Станционе. Тоцци снова обдумал эту возможность, но нет — сколько ни думай, они совсем не подходят друг другу. Правда, замечание Будды было не единственным свидетельством того, что между Беллзом и Джиной существовали какие-то отношения. Было еще сообщение на ее автоответчике в тот день, когда они лежали на диване.