Подпёсок - [24]
Он кивнул, и я сказал ему:
– Пока.
– Пока, чувак.
Дома вечер еще не закончился. Нас ждал еще акт не вандализма, а символизма.
Где-то в половине девятого в комнату вошел Руб, и что-то было не так. Что же?
Борода исчезла.
Когда он явил семье свое очеловеченное лицо, раздались хлопки и вздохи облегчения. Конец звериному обличью. Конец звериным повадкам.
А я все еще слышал, как Брюс Паттерсон отвечает мне, что он давал слово никогда не обидеть мою сестру. Наш разговор не отпускал меня, даже во время отменно кровавого фильма по телику, который я высидел. Голос Брюса звучал у меня в голове, и я все думал, обидел бы я когда-нибудь Ребекку Конлон, если, конечно, она вообще позволила бы мне быть рядом. А ночью на меня охотились.
Мы в джунглях, я с ней. Лица ее не видно, но я знаю, что со мной Ребекка Конлон. Я тащу ее за руку, и мы несемся, обегая кривые деревья, чьи пальцы – ветки, растопыренные под серым небом как трещины по потолку.
– Быстрей, – подгоняю я.
– Зачем? – она в ответ.
– Затем, что он уже близко.
– Кто близко?
Я молчу, потому что не знаю сам. Единственное, в чем я полностью уверен, – сзади по джунглям нас догоняет топот. Я слышу, как ломятся за нами вслед.
– Бежим, – вновь зову я ее.
Мы выбегаем к реке и бросаемся в воду, торопливо бредем через ледяной поток.
Я замечаю что-то на другом берегу выше по течению и тащу Ребекку туда. Там пещера, она спряталась над водой среди мощных деревьев.
Лезем внутрь. Без слов. Без всяких «Туда».
Она улыбается облегченно.
Я этого не вижу.
Просто знаю.
Мы садимся в дальнем углу пещеры, нам слышно, как снаружи задумчивая речная вода катится вниз, вниз. Медленная. Настоящая. Знающая.
Ее смаривает.
Сон.
– Все нормально, – успокаиваю я ее и чувствую ее в своих объятиях.
У меня глаза тоже пытаются спать, но нет. Они упрямо бдят, а время змеится вперед, и наваливается тишина, словно отмеренная мысль. Я даже реки уже не слышу.
Как вдруг.
Силуэт на входе в пещеру.
Сделав пару шагов, замирает.
Видит.
Нас.
Он вооружен.
Смотрит.
Улыбается.
Даже не видя его лица, я знаю: улыбается.
– Что тебе надо? – я, хоть мне и страшно, спрашиваю спокойно, чтобы не разбудить девушку, которую обнимаю.
Силуэт безмолвен. Шагает к нам. Медленно. Враскачку. Нет.
Раздается звук, будто режут ткань, и на конце оружия в руке чужака курится дымок. Дым поднимается к его лицу, окутывает. Я понимаю, что случилось страшное, и Ребекка Конлон чуть пошевелилась у меня на руках.
Чиркает спичка.
Свет.
Я смотрю на Ребекку.
Вот!
Оно как.
Она ранена, это точно: я вижу кровь, она капает из ее сердца. Медленно. По-настоящему.
Я поднимаю глаза. Тот держит зажженную спичку, и я вижу его лицо. Глаза, губы, гримаса – это мои глаза, губы и гримаса.
– Ты же слово давал, – говорю я ему, а затем визжу, стараясь проснуться. Мне надо проснуться и знать, что я никогда не сделаю ей больно.
13
В субботу мы с отцом, как всегда, отправились на работу к Конлонам.
Пожалуй, не буду вас томить (даже если вам до сих пор не все равно), а с порога сообщу, что в этот раз она была дома – и ослепительна, как всегда.
Я все ковырялся под домом, и тут она возьми и появись.
– Привет, на прошлой неделе тебя не хватало, – сказал я ей и тут же мысленно себя обругал: фраза вышла такой двусмысленной. Ну, то есть «не хватало» то ли в смысле не было дома (что я и имел в виду), то ли «Я скучал и страдал, что тебя не было, глупая сучка!»? Я не мог точно сказать, какой из сигналов я послал. В общем, оставалось только надеяться, она подумает, будто я просто говорю, что мы не виделись. В такой ситуации нельзя слишком показывать страдание, даже если собственное сердце выжигает тебя изнутри.
Она сказала:
– Ну…
Боже мой, она сказала это тем самым голосом, который и делал ее настоящей.
– Я нарочно ушла.
Что еще за чертовщина?
– Что? – осмелился я спросить.
– Что слышал. – Она заулыбалась. – Я ушла…
– Из-за меня?
Она кивнула.
Это плохо или хорошо?
По голосу, дело плохо. Хуже некуда.
Но в то же время и хорошо, в каком-то болезненном, извращенном смысле. Дразнила она меня?
Нет.
– Не хотела оставаться дома, потому что, – она сглотнула, – боялась выставить себя дурой – как в тот раз.
– В тот раз? – переспросил я, растерявшись. Разве не я в тот раз сморозил глупость? Конечно, это я выдал «Мне нравится здесь работать». Я вспомнил и поморщился.
Под домом мы оба стояли, пригнувшись, деревянные брусья нависали сверху, предупреждая, что, если забудешься, набьешь приличную шишку. Я помнил, что выпрямляться нельзя.
– Но ты хоть что-то сказал, – не сдавалась она.
Внезапно меня прорвало.
Я сказал:
– Я бы тебя не обидел. В лепешку бы расшибся, старался. Даю слово.
– Что, прости? – Она немного отступила. – Ты это о чем?
– Ну, я в смысле, если… Хорошо выходные-то прошли тогда?
Ерунду. Болтай ерунду.
– Ага. – Она кивнула и осталась стоять, где стояла. – У подруги была. – И тут у нее выскочило: – Потом пошли к одному парню, Дейлу.
Дейл.
Почему это имя прозвучало так знакомо?
Ой, нет.
Вот это отлично.
– К Дейлу Перри?
Дейл Перри.
Друган Грега.
Как положено.
Вот такой герой.
Было видно, что он ей вовсю нравится.
Больше, чем я.
Он был из победителей.
И нравился людям.
Грегу вот.
Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет — его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмельштрассе — Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора.
Пять братьев Данбар жили в идеальном хаосе своего дома – без родителей. Пока однажды вдруг не вернулся отец, который когда-то их оставил. У него странная просьба – он хочет, чтобы сыновья согласились построить с ним мост.Откликается Клэй, мальчик, терзаемый давней тайной.Что случилось с ним в прошлом?И почему он должен принять этот вызов?«Глиняный мост» – история подростка, попавшего в водоворот взрослой жизни и готового разрушить все, чтобы стать тем, кем ему нужно стать. Перед ним – только мост, образ, который спасет его семью и его самого.Это будет чудо.
Жизнь у Эда Кеннеди, что называется, не задалась. Заурядный таксист, слабый игрок в карты и совершенно никудышный сердцеед, он бы, пожалуй, так и скоротал свой век безо всякого толку в захолустном городке, если бы по воле случая не совершил героический поступок, сорвав ограбление банка.Вот тут-то и пришлось ему сделаться посланником.Кто его выбрал на эту роль и с какой целью? Спросите чего попроще.Впрочем, привычка плыть по течению пригодилась Эду и здесь: он безропотно ходит от дома к дому и приносит кому пользу, а кому и вред — это уж как решит избравшая его своим орудием безымянная и безликая сила.
Наши чувства странны нам самим, поступки стихийны, а мысли обо всём на свете: о верности крови, о музыке девушек, о руках братьев. Мы улыбаемся родителям, чтобы они думали: всё в порядке. Не всякий поймет, чем мы живем: собачьи бега, кража дорожных знаков в ночи или и того хлеще — тайные поединки на ринге. Мы голодны. Голод терзает нас изнутри, заставляет рваться вперед. Мы должны вырасти; ползти и стонать, грызть, лаять на любого, кто вздумает нам помешать или приручить. Мы братья Волф, волчьи подростки, мы бежим, мы стоим за своих, мы выслеживаем жизнь, одолевая страх.
«Когда плачут псы» – третья книга из трилогии «Братья Волф» Маркуса Зусака. Наши чувства странны нам самим, поступки стихийны, а мысли обо всём на свете: о верности крови, о музыке девушек, о руках братьев. Мы улыбаемся родителям, чтобы они думали: всё в порядке. Не всякий поймет, чем мы живем: собачьи бега, кража дорожных знаков в ночи или и того хлеще – тайные поединки на ринге. Мы голодны. Голод терзает нас изнутри, заставляет рваться вперед. Мы должны вырасти; ползти и стонать, грызть, лаять на любого, кто вздумает нам помешать или приручить.
«Против Рубена Волфа» – вторая книга из трилогии «Братья Волф» Маркуса Зусака. Наши чувства странны нам самим, поступки стихийны, а мысли обо всём на свете: о верности крови, о музыке девушек, о руках братьев. Мы улыбаемся родителям, чтобы они думали: всё в порядке. Не всякий поймет, чем мы живем: собачьи бега, кража дорожных знаков в ночи или и того хлеще – тайные поединки на ринге. Мы голодны. Голод терзает нас изнутри, заставляет рваться вперед. Мы должны вырасти; ползти и стонать, грызть, лаять на любого, кто вздумает нам помешать или приручить.
История жизни одного художника, живущего в мегаполисе и пытающегося справиться с трудностями, которые встают у него на пути и одна за другой пытаются сломать его. Но продолжая идти вперёд, он создаёт новые картины, влюбляется и борется против всего мира, шаг за шагом приближаясь к своему шедевру, который должен перевернуть всё представление о новом искусстве…Содержит нецензурную брань.
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».