Подожди до весны, Бандини - [40]

Но сказала она так лишь для того, чтобы прикрыть его смущение. Малость, пустяк, вежливость, чтобы он почувствовал себя как дома.

С камином ничего серьезного, несколько кирпичей расшаталось в дымоходе, работы на час. Но в любой профессии есть свои уловки, а Вдова богата. Отряхнувшись после осмотра, он сообщил ей, что работа будет стоить пятнадцать долларов, включая стоимость материала. Та не возражала. Тут ему в голову пришла запоздалая тошнотворная мысль: причина такой щедрости в том, что она увидела, в каком состоянии у него башмаки, – наверняка заметила дырявые подошвы, когда он становился на колени, чтобы осмотреть камин. В том, как она его осматривала, вверх-вниз, с улыбкой жалости, сквозило понимание, от которого всю плоть его бросило в зимнюю дрожь. Этого Марии он рассказать не мог.

Садитесь, мистер Бандини.

Он обнаружил, что глубокое кресло для чтения соблазнительно удобно, кресло из мира Вдовы, и он вытянулся в нем и стал обозревать всю яркую комнату, аккуратно заставленную книгами и безделушками. Образованная женщина, укрывшаяся в роскоши своего образования. Она устроилась на диване, ее пухлые ноги в прозрачных шелковых чулках, богатые ноги, шелестевшие шелком, когда она закидывала одну на другую перед его недоуменным взором. Она попросила его присесть и поговорить с нею. Он был так благодарен, что лишился дара речи, лишь довольно похрюкивал в ответ на любое замечание, а ее слова, богатые и точные, выпархивали из глубокого роскошного горла. Невольно он начал ею интересоваться, его глаза пучились от любопытства: что это за таинственный мир, в котором она укрыта, такой глянцевый и яркий, как тот богатый шелк, что обволакивал округлую роскошь ее красивых ног.

Мария бы презрительно фыркнула, если б узнала, о чем говорила Вдова, ибо он сам понял, что его горло перехватило, что он просто задыхается от странности этой сцены: она, вон там, богатая миссис Хильдегард, стоит сотню, может, даже две сотни тысяч долларов, всего в четырех футах от него, так близко, что наклонись – и дотронешься.

Так он, значит, итальянец? Великолепно. Вот только в прошлом году она путешествовала по Италии. Прекрасно. Он, должно быть, так гордится своим наследием. А ему известно, что Италия – колыбель всей западной цивилизации? Он видел Кампо Санто, Собор Святого Петра, картины Микеланджело, синее Средиземноморье? Итальянскую Ривьеру?

Нет, ничего этого он не видел. Простыми словами он объяснил ей, что он – из Абруцци, что так далеко на север никогда не заезжал, в Риме ни разу не был. Мальчиком очень много работал. На другое не оставалось времени.

Абруцци! Вдова знала все. Тогда, конечно же, он читал труды д'Аннунцио – тот ведь тоже из Абруцци.

Нет, д'Аннунцио он не читал. Слыхал о нем, а читать не доводилось. Да, он знает, что великий человек – родом из его провинции. Это его обрадовало. Спасибо д'Аннунцио. Теперь у них нашлось что-то общее, но, к своему смятению, он понял, что ничего больше на эту тему сказать не может. Целую минуту Вдова наблюдала за ним безо всякого выражения в синих глазах, которые она не сводила с его губ. В смущении он ворочал головой, елозил взглядом по тяжелым балкам потолка, занавесям с оборками, по безделушкам, расставленным везде в тщательном изобилии.

Добрая женщина, Мария: хорошая женщина, пришла к нему на помощь и облегчила разговор. Ему нравится класть кирпич? Есть ли у него семья? Трое детей? Чудно. Ей тоже детей хотелось завести. А его жена – она итальянка? Давно ли они живут в Роклине?

Погода. Она заговорила о погоде. Ах. Тогда и он заговорил, вываливая на нее свою муку о погоде. Чуть ли не поскуливая, он жаловался на застой в делах, на свою яростную ненависть к холодным бессолнечным дням. Пока, испуганная этим его горьким потоком, она не взглянула на часы и не сказала, чтобы он приходил завтра с утра и принимался чинить камин. Уже в дверях, сжимая шапку в руке, он стоял и ждал ее прощальных слов.

– Наденьте шапку, мистер Бандини, – улыбнулась она. – Простудитесь. – Ухмыльнувшись, подмышки и шея омыты потопом нервного пота, он напялил на голову шапку, не зная в смущении, что и ответить.

В ту ночь он остался у Рокко. У Рокко, Мария, не у Вдовы. На следующий день, заказав огнеупорный кирпич на складе, он снова отправился в коттедж Вдовы чинить камин. Расстелив на ковре брезент, он замешал в ведерке раствор, вырвал из дымохода разболтавшиеся кирпичи и заложил дыру новыми. Решив, что работа должна длиться полный день, он извлек из дымохода все кирпичи. Закончить он мог бы и через час, можно было всего два-три вытащить, но к полудню работа была сделана лишь наполовину. Затем появилась Вдова, вышла тихонько откуда-то из душистых комнат. И вновь в горле у него затрепетало. И снова он мог лишь улыбаться ей. Ну, как движется работа? Работал он аккуратно: ни капли раствора не пятнало поверхности кирпичей, которые он клал. Даже брезент оставался чистым, а старые кирпичи сложены ровной стопкой на одном краю. Она это заметила, и ему понравилось. Никакая страсть не охватила его, когда Вдова нагнулась проверить новую кладку в камине, а ее лоснящийся подтянутый зад так круглился, когда она присела на корточки. Нет, Мария, ни ее высокие каблуки, ни тонкая блузка, ни аромат ее духов в темных волосах не подвигли его даже на случайную мысль о неверности. Как и прежде, он наблюдал за нею в изумлении и любопытстве: за этой женщиной с сотней, может, с двумя сотнями тысяч долларов в банке.