Поднятые на белой кошме. Ханы казахских степей - [8]

Джучи с Чагатаем ухватились за вороты, изготовясь к борьбе. Тут сподвижники Чингизхана, Боорчинойон и Мухали, насилу растащили разгорячившихся братьев. Чингизхан молчал. Тогда заговорил Коко-Цос. Объявив Чагатаю, что нехорошо оскорблять подозрениями свою мать, он произнес страстную речь в защиту Борте-хатун и закончил ее так:

„Священная государыня наша светла душой — словно солнце, широка мыслию — словно озеро“.

Затем обратился к сыновьям Чингизхан: „Как смеете вы, — гневно воскликнул он, — подобным образом отзываться о Чжочи! Не Чжочи ли старший из моих царевичей? Впредь не смейте произносить подобных слов!“

Чагатай признал свою неправоту, а после оба старшие сыновья высказались за то, чтобы объявить наследником престола Угедея и дали присутствующим твёрдое слово, что они оба, Джучи и Чагатай, будут парой служить младшему брату. Тогда Чингизхан обратился к Угедею, третьему своему сыну: „А ты, Огодай, что скажешь? Говори-ка“. Угедей отвечал, что он „постарается осилить“ трудное искусство править государством, а вот за своих потомков не ручается.

И, наконец, слово было предоставлено Тулую. „А я, — заговорил самый младший из „Четырех кулуков“, — я пребуду возле того из старших братьев, которого наречет царь-батюшка. Я буду напоминать ему то, что он позабыл, буду будить его, если он заспится. Буду эхом его, буду плетью для его рыжего коня. Повиновением не замедлю, порядка не нарушу. В дальних ли походах, в коротких ли стычках, а послужу!“.

Чингизхан одобрил слова Тулуя. Затем, обращаясь ко всем присутствующим на высоком собрании, он так закончил дискуссию о наследнике престола:

„Мое наследие я поручаю одному“ из своих сыновей; и назвал имя Угедея [Сокровенное сказание, с. 182–186].

Итак, на совете 1219 года, перед началом похода Чингизхана на земли современного Казахстана и Средней Азии, было названо имя наследника престола и царства. Но то было еще не окончательное решение. Насколько можно судить по материалам мусульманских источников, впоследствии в уединении Чингизхан не однажды возвращался мыслями к вопросу о своем преемнике. Джучи, старший сын, был „горяч, чрезвычайно храбр, отважен, мужествен и воинствен“ [Джузджани, т. 2, с. 1096; История дома Чингисова, с. 143]; но он находился во враждебных отношениях со своими братьями и не мог обеспечить единство потомков Чингизхана. Чагатай, второй сын, был „умен и способен“, но „крут и скрытен характером“, никогда не допускал на своем лице улыбки и внушал подчиненным только ужас [Сокровенное сказание, с. 176; История дома Чингисова, с. 143; Джузджани, т. 2, с. 1104; Джувайни, изд., т. 1, с. 226–232; Рашид ад-Дин, т. 2, с. 93–94].

Словом, кандидатура двух старших сыновей в мыслях отвергалась; и Чингизхан должен был сделать окончательный выбор между двумя младшими сыновьями. Но и здесь, по словам источника, „он колебался относительно передачи престола и ханства: временами он помышлял об Угедей-каане, а иногда подумывал о младшем сыне Тулуй-хане“. Был даже период, когда Чингизхан „имел в мыслях передать Тулую каанство и царский престол и сделать его наследником престола“. Но в конце концов Чингизхан решил так: „Дело престола и царства — дело трудное, пусть им ведает Угедей, а всем, что составляет йурт, дом, имущество, казну и войско, которые я собрал, — пусть ведает Тулуй“ [Рашид ад-Дин, т. 2, с. 8, 107].

Об окончательном выборе своего преемника Чингизхан объявил незадолго до своей кончины. Вот краткое изложение обстоятельства этого дела, которое подробнее всего рассказывается в сочинении Джувайни (закончено в 1260 г.) и во всеобщей истории Рашид ад-Дина (написана в 1300–1307 гг.).

По приведенному у Рашид ад-Дина рассказу, в начале весны года Собаки, соответствующего 623/1226 г., когда ханская ставка находилась в местности Онгон-Далан-кудук, Чингиз-хан видел сон, предвещавший его близкую кончину. Он вызвал к себе своих сыновей: прибыли Угедей и Тулуй. На следующий день, после завтрака, Чингизхан сказал своим военачальникам и сановникам, заполнившим его палатку, чтобы они на некоторое время удалились и, оставшись с царевичами наедине, дал им много советов и наставлений, которые закончил следующими словами: „О, дети, остающиеся после меня, знайте, что приблизилось время моего путешествия в загробный мир и кончины! Я для вас, сыновей, силою господнею и вспоможением небесным завоевал и приготовил обширное и пространное государство, от центра которого в каждую сторону один год пути. Теперь мое вам завещание следующее: будьте единого мнения и единодушны в отражении врагов и возвышении друзей, дабы вы проводили жизнь в неге и довольстве и обрели наслаждение властью!“ Затем он сделал Угедей-каана наследником и, покончив с завещанием и наставлениями, повелел: „Идите во главе государства и улуса, являющихся владением покинутым и оставленным. Я не хочу, чтобы моя кончина случилась дома, и я ухожу за именем и славой. Отныне вы не должны переиначивать моего веления. Чагатая здесь нет; не дай Бог, чтобы после моей смерти он, переиначив мои слова, учинил раздор в государстве. Теперь вам следует идти!“. Так он закончил эту речь на этом тайном совещании, затем, попрощавшись с ними обоими, отправил их назад, послав в государство и улус начальствовать, сам же с войском направился в сторону Нангяс [Рашид ад-Дин, т. 1, кн. 2, с. 231–232, 258; т. 2, с. 109].