Поднять на смех! - [60]
ВОРОНА
Перевод с башкирского Л. Ханбекова.
ФАИЛЬ ШАФИГУЛЛИН
ГОСТИ
Не вздумайте корить меня за то, что я не терплю гостей. Терпению ведь тоже есть предел.
Надо только удивляться, как быстро прослышали в моем родном селе о том, что я получил новую квартиру. И началось! Словно мои родственники — дальние и близкие — и даже просто знакомые люди дружно сговорились обласкать земляка своим повышенным вниманием. Все повадились в город. По всякому поводу. Сыночка куда-нибудь пристроить, или покупку сделать, или картошку продать. И каждый с поклажей прямехонько ко мне — к Аухади-абы.
На первых порах это меня и моих домочадцев не слишком обременяло. Тогда у нас еще кружилась голова от счастья, как у всех новоселов. К тому же и сами приезжие вели себя скромно, культурно. Ноги, бывало, оботрут еще внизу, на площадке первого этажа. Переступив порог, стеснялись сразу пройти в передний угол. Затем смирненько усаживались бочком на краешек стула. За обеденным столом не чавкали. А если к этому добавить, что каждый из них приносил в подарок фунт-полтора масла или банку меда, курицу или четверть гуся, внушительный клубок козьего пуха, или бараньей шерсти, или же, в крайнем случае, с полпуда картошки, то… Нет, нет, не спешите обвинить меня в корыстолюбии! Вот, дескать, рад от каждого гостя гостинцы получать. Но ведь бытует среди людей такое мудрое понятие — долг приличия. И ей-ей, не так уж много надо, чтобы уважить вашего Аухади-абы. Как говорят в народе, и иголка подарок, и верблюд подарок…
Так вот, на первых порах все шло более или менее нормально. Ну, а дальше… Вы не представляете себе, на какие ухищрения пошли наши визитеры. Все привозимое ими для продажи — картофель, мясо, мед — они стали оставлять в камере хранения. Или так: закончат свои базарные дела и лишь потом заявляются к нам чай пить, распространяя по всей квартире пыль от опорожненных мешков или корзинок. А если иной и донесет до нас остатки своих продуктов, то, усевшись с нами за стол, приговаривает: «Мясо-то какое жирное!»; «А картошка-то какая рассыпчатая!»; «А мед-то какой ароматный — язык проглотишь!» — и сам съедает все до последней крошки. Насытившись и поспав часок, дорогой гость начинает шастать по городу — культпоход себе устраивает. Смехота! Хотите верьте, хотите нет, а лично я, прожив в Казани двенадцать лет, все еще не знаю, в какую сторону открываются двери какого-либо театра или музея, И, слава богу, ничем не хуже людей.
Нет, я не против театров. У кого есть желание, пусть их посещают. Но почему я, мебельных дел мастер Аухади, из-за этих, простите, театралов должен испытывать неудобство и беспокойство?
Однажды только задремал я, внезапно нагрянула одна наша деревенская родственница — тетушка Нахар. Не достучавшись, она открыла дверь своим ключом. И мало того, еще принялась упрекать меня, — дескать, навесил замок о тридцатью оборотами. Дальше — больше! Вместо того чтобы сразу лечь в постель, она начала без спроса шарить в шкафах и холодильнике, неистово гремя посудой, и возмущаться — вода у вас слишком жесткая, и сахар слишком мягкий.
После отъезда тетушки Нахар я сменил в дверях замок. И что вы думаете? Его открыл кузнец Лукман. Тоже не мог, видите ли, подождать, пока я вернусь с работы! Вхожу в квартиру — вижу: возле телевизора, включенного на полную мощность, сидит Лукман, закинув ногу за ногу. Сидит и, обливаясь потом, пьет чай, добавляя из чайника, которым мы пользуемся лишь в самых торжественных случаях. На мой молчаливый, вопрос он ответил весьма спокойно: «Уж не сердись, голубчик! Сегодня в программе футбол, и дождаться твоего прихода у меня не хватило терпения».
Наученный горьким опытом, я навесил на дверь три замка и вырвал с «мясом» звонок. А всем домочадцам строго наказал впредь в мое отсутствие приезжим дверь не открывать. В конце концов наша квартира не караван-сарай. Ведь до чего дело дошло! Четыре раза в год красишь полы. Шутка ли, столько чужих ног! Бывает и так, что нам буквально притулиться негде, ибо все наше жизненное пространство, как говорится, захватывают гости. И еще: для беспрерывного чаепития буквально не напасешься воды. Не хотят эти бесцеремонные люди понять, что вода — дефицит не только в Каракумах, но и на берегу Волги. Это хорошо знают все обитатели девятых этажей. Нет уж! Пусть непрошеные пришельцы ночуют в Доме крестьянина! Надо раз и навсегда закрыть путь в наш гостеприимный дом тем, кто считает возможным являться к нам — простите за прямоту! — с пустыми руками.
Вскоре захаживать к нам стали реже. К середине лета мы наконец-то немного пришли в себя. И тут жена моя вдруг принялась ворчать. Дескать, сам ни к кому не ходишь и к себе не пускаешь. Надо было тебе кротом родиться. И так далее и тому подобное.
Однажды, когда мы уже привыкли к покою и тишине, к нам вновь постучались. Жена хотела было открыть дверь, но я сказал: «Ни с места!» Сидим, не шелохнувшись, молчим. Вот стихли шаги спускающегося по лестнице человека. Я вышел на балкон, чтобы посмотреть, кто же он, очередной гость. Ба! Да ведь это пасечник Галиулла. Седую бороду старика трепал ветер, войлочная шляпа сбилась набок. За плечами у него был огромный мешок. По тому, как Галиуллу клонило в сторону, я сразу определил вес мешка. Сердце мое затрепетало. В детстве мы называли Галиуллу Юмарт-бабай, что означает щедрый, добрый бабай. Качая мед, он никогда не оставлял нас без угощения.
