Подмосковная ночь - [5]

– А как деревня твоя называется? – машинально спросил Опалин, прихлопывая комара, который собрался полакомиться его кровью.

– Как называется? – усмехнулся Пантелей. – Хе!

– Ну название у нее есть?

– Ну, – осторожно начал возница, – при царе она вроде как Николаевка была.

– А потом?

– Что – потом?

– Ее что, переименовали после революции?

– После-то… Хе! – Пантелей затрясся от смеха. – После ведь как вышло? Деревню-то нашу хотели в честь Троцкого обозвать, да никак договориться не могли. Ну, насчет названия. То ли Троцковка, то ли имени Троцкого… Да! А потом оказалось, что в честь Троцкого, понимаешь, не нужно. Лишнее это, и вообще…

– Значит, деревня по-прежнему зовется Николаевка?

– Ну кому как, – двусмысленно ответил возница. – Так-то ее теперь Дроздовкой кличут, по усадьбе. – Он вздохнул. – Да только никто из тех, кто здесь живет, это название слышать не хочет.

– Это потому, что у усадьбы дурная слава? – спросил Опалин.

– Какая еще слава? – проворчал возница, очевидно, далекий от городских и более замысловатых оборотов речи. – Гиблое место, говорю я тебе! Оно всегда такое было. И отец мой так говорил, и дед. Там помещики жили, Вережниковы их фамилиё. Деда деревенские убили, за жестокость. В Сибирь тогда много народу из наших пошло… Потом царь дал волю, полегче стало, хоть и не намного. Господин сам по себе, мы сами по себе. Этот Вережников вроде неплохой был, врать не буду – помогал земскую больницу строить, то да се. Школу хотел сделать, но не успел. А его сыновья…

– Это последние хозяева, что ли? – не утерпел Опалин.

– Угу. Федор Иваныч инженер был, занятой человек. В жене души не чаял, а жена от него бегала, с господами разными путалась и даже, говорят, с кучером. А Сергей Иваныч был колдун, это всем известно. Когда, значит, царя сбросили, – доверительно прибавил возница, – мы собрались и хотели этот проклятый дом сжечь дотла, чтобы ничего не осталось. – Он вздохнул.

– И что? – не утерпел Опалин.

Он снял фуражку, положил ее рядом с собой, свесился с телеги, на ходу сорвал травинку и стал покусывать ее.

– Как же его сожжешь, когда его колдун защищает, – буркнул Никифоров, насупившись.

– Я думал, Вережниковы к тому времени уже уехали из страны. Нет?

– Ну, может, и уехали. Только колдун вернулся. Призрак его теперь тут бродит, понимаешь?

– Давно?

– Ась?

– Давно призрак-то бродит?

– Ну, не сказать, чтобы давно. С месяц, а то и того меньше.

Опалин мысленно прикинул, что это означает, что призрак впервые объявился где-то в конце мая.

– Ты его видел? Сам, лично?

– Да зачем мне такие страсти? – воскликнул возница.

– Значит, ты его не видел, а кто его видел?

– Кто в усадьбе живет, те и видели. Там он бродит.

– А кто сейчас живет в усадьбе?

– Да, кажись, никто. Лидия Константиновна перебралась во флигель. Комсомольцы ушли жить в деревню. Доктор теперь ночует в больнице. Платон Аркадьич… а, вот он остался. Два засова на дверь приладил, и окна на ночь закрывает. Что призраку его засовы? Он и сквозь дверь пройдет, и где хошь.

Опалин уже знал, что Лидия Ермилова и Платон Киселев – учителя школы, которую разместили в здании усадьбы Дроздово, и что там же были отведены помещения для комсомольской ячейки. Собственно говоря, первые сигналы о происходящем в усадьбе поступили от двух комсомольцев – Демьянова и Проскуриной, которые прибыли из города укреплять влияние комсомольской организации и никак не ожидали, что им придется столкнуться с привидением.

– А сторож? – спросил Иван. – Он где живет?

– У него отдельная сторожка. Но по ночам он носу из нее не кажет. Боится.

– Призрака боится?

– Конечно.

– А что он делает?

– Кто? Сторож?

– Я призрака имел в виду.

– Странные вы там в Москве, ей-богу, – вздохнул Никифоров. – Что призрак может делать? Бродить и пугать живых. Неприкаянный он.

– И что, в деревне прямо так о нем говорят? Что он неприкаянный?

– Конечно. Он большой грешник был, Сергей-то Иваныч. Вот и…

– А почему вы решили, что это именно Сергей Иваныч?

– Ну так а кто же еще? Он это, беспременно он! Брат-то его приличный был барин, он бы не стал после смерти тут шататься…

Опалин задумался. Солнце светило ярко, нагретая трава пахла так, что кружилась голова – и в этот ясный июньский день он должен был найти хоть что-то, хоть какую-то зацепку, которая объясняла происходящие в Дроздово события. Пока он узнал лишь, что дурная слава усадьбы возникла не вчера и что совершенно разные люди, которые в ней жили, предпочли от греха подальше перебраться кто куда. За исключением, тотчас же вспомнил Опалин, одного-единственного человека, который…

– Скажи, ты хорошо знаешь учителя Киселева? – быстро спросил Иван.

– Учителя-то? Как не знать. Знаем!

– Он из этих мест?

– Не. Городской.

– И давно он тут живет?

– С рождества.

С заменой старого стиля новым рождество падало на 7 января. Значит, Платон Аркадьевич появился в усадьбе в начале 1926 года, а призрак объявился в мае… В мае…

– А Ермилова? – на всякий случай спросил Опалин.

– Так она всегда в Дроздово жила.

– В смысле?

– Так мамаша ее приходилась хозяевам бедной родственницей. Потом Вережниковы уехали…

– В 16-м году, я знаю. А Ермилова с матерью тут остались?