Подменыши - [11]

Пересечение дороги напоминало некий невиданный танец. Конь гарцевал, делал несколько шагов вперед, преодолевал прыжком целую полосу, останавливался, отходил назад, пропуская машину, разворачивался вдоль разделительной линии, чтобы занимать меньше места и снова продвигался вперед. До чего красиво это было! В мире, вообще нет более красивого зрелища, чем всадник на лошади. Под конец Сатир поднял Кристалла на дыбы, чтобы в них не врезались ревущий черный джип и маленькая спортивная «феррари», ехавшие по соседним полосам, так, что между ними было не более полутора метров. После чего беглецы пересекли последнюю полосу и легко перемахнули через барьер на другой стороне дороги. Половина дела была сделана, теперь начиналась позиционная борьба. Сзади раздались завывания милицейских сирен. Беглецы скрылись в ближайшей арке, распугивая прохожих. Следом направилась машина с синей мигалкой.

Потом они носились по притихшим московским переулкам и затемненным дворам, отрываясь от погони, затаиваясь среди кустов и подворотен, осторожно выглядывая, нюхая воздух и стараясь ступать только по земле, сторонясь асфальта, чтобы не тревожить неверную тишину засыпающих дворов.

Конь, казалось, совершенно доверился седоку и вел себя чутко и послушно.

— Умница, умница, — похлопывал его по разгоряченной упругой шее Сатир.

Когда признаки погони исчезли, они осторожно направились к тому двору, где ждала Серафима.

Конь беспокойно затанцевал под тяжестью двух тел. Из-под полетели фонтанчики песка, словно от пуль.

— Как зовут? — поинтересовалась Белка, крепко обняв Сатира.

— Кристалл.

— Можно спросить, где взял?

— Спросить — то? Можно.

— Ну и где?

— Не скажу.

— Потрясающий молодой человек. Открытый, как череп. Куда мы едем?

— Туда, где темнее, а потом все дальше и дальше от центра за город.

— Идет.

И они стали пробираться в сумраке дворов на север, к лесам. Один раз едва не натолкнулись на милицейскую патрульную машину. Едва успели заехать в подъезд и затаиться. Какой-то нетрезвый товарищ открыл дверь, но, увидев в темноте прямо перед собой белую конскую морду, испуганно шарахнулся назад и исчез. Всадники тихо засмеялись.

— Хороший способ лечения алкоголизма, — обернувшись вполоборота, прошептал Сатир и замер, наткнувшись на теплые улыбающиеся губы.

Москва осталась далеко позади. Рассвет встретили продвигаясь на север. Утром поспали в небольшой рощице. На остаток денег купили в деревне хлеба и продолжили путь. Поле сменились лесом. Они торжественно въехали под его могучие своды, будто в древний храм, к которому невозможно не преисполниться трепетом и уважением. Чем дальше ехали в чащу, тем менее заметными становились дорожки, чаще хлюпало под ногами. По обеим сторонам тропинок лежала неверная болотная зыбь, затянутая ряской. Из-под воды, словно руки болотных чудовищ, торчали серые коряги. Ржавая осока густо росла везде, где был хоть краешек твердой земли. Большие лягушки тяжело плюхались в воду при их приближении, покрывая рябью ровную гладь. Солнечные блики лежали на черной маслянистой воде в разрывах ряски. Белка смотрела вокруг, щурилась в отраженных от воды лучах, смотрела вверх, где меж листвы проглядывало солнце, все в распущенных лохмах жара. Конская спина ритмично и неторопливо покачивалась. Серафиму потянуло в сон.

— Я чувствую себя царевной на сером волке, — пробормотала она, кладя голову на спину Сатира. — Кстати, ты куда меня везешь, Сатир типа царевич?

— Лишние знания не делают человеческую жизнь длиннее.

— Хорошо, я постараюсь запомнить. А все-таки?..

— Домой.

— Скрывает что-то, мерзавец, — сказала, обращаясь к окружающим деревьям.

Большего она от него не добилась, как ни старалась. Разморенная жарой, качкой и молчанием, она уснула.

Проснулась часа через два, помотала головой, зевнула и огляделась. Тропинка теперь исчезла совсем. Лес все больше превращался в болото, деревья были уже довольно редки, под ногами непрерывно чавкало. Тяжелые и грязные брызги от конских копыт разлетались в разные стороны. «Хорошо, что лошадь подкованная», — вспомнилось ей что-то из прочитанного в детстве. Она еще раз огляделась. Окружающий пейзаж ей совершенно не нравился. Мертвые деревья, некая пустынность, какая есть во всех болотах. Ворона каркнула, сидя на высоком сухом суку. Крик ее далеко разнесся над топями. Белка почувствовала себя одиноко и потерянно.

— Далеко еще? — стараясь, чтобы голос не выдал ее ощущений, спросила она у Сатирова затылка.

— Нет, не очень. Но впереди самое сложное, так что укрепитесь духом, графиня. Да не устрашат вас преграды.

— А что за преграды вы мне пророчите, виконт?

— О, это будет великолепно! Трясины, гнилая вода, грязь и дорога шириной с детскую ладошку. Шаг вправо-влево и нас засосет болото.

— Врешь? — с надеждой спросила она.

— Нет, — покачал головой собеседник.

— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Да, — сказал Сатир, и она немного успокоилась. После прыжка с карниза она действительно верила ему.

А дорога меж тем все ухудшалась и ухудшалась. Кристалл проваливался в грязь уже чуть не до колен, вырывая ноги с громким утробным чавканьем. Сильно качало. Серафима покрепче обняла своего спутника, опасаясь, что может слететь.