Подменыш - [44]

На следующий день боярин Михаил Яковлевич Морозов, прикатив к турам стенобитный снаряд, открыл сильную пальбу со всех бойниц, а пищальники продолжали стрелять из своих окопов. Казанцы скрылись за стенами, но надолго их терпения не хватило, и вскоре последовала очередная вылазка. Находясь в состоянии некого боевого безумия, они напали на людей, рассеянных в поле, близ того места, где стоял князь Мстиславский с частью большого полка, и воевода не только успел защитить своих, обратив врага в бегство, но и пленил одного из знатных, по имени Карамыш.

Несмотря на боль от полученных ран, он самолично привез пленника государю и только затем позволил личному лекарю Иоанна заняться торчащими у него в правом бедре двумя стрелами. Впрочем, Карамыш ничего нового не сказал, заявив, что казанцы по-прежнему готовы умереть, но о мирных переговорах и слышать не хотят — неистовые пляски дервишей продолжали затягивать жителей в безумный танец смерти.

Про Япанчу как-то забыли, зато он сам о себе напомнил, неожиданно выскочив из леса на Арское поле, смяв стражу передового полка и кинувшись на его стан. Воевода князь Хилков с великим усилием пытался обороняться, но казалось, еще немного, и все. Однако один за другим поспевали отряды князей Ивана Пронского, чуть позже Мстиславского, а следом за ним и Юрия Оболенского. Сам Иоанн, отрядив к ним часть собственной дружины, поспешил сесть на коня, чтобы возглавить ее.

Наконец враг был изгнан обратно в лес. Хотели было преследовать его до полного уничтожения, но вовремя дознались от пленных, что Япанча предварительно устроил там укрепление, поэтому решили не тратить силы зря, а на будущее усилить бдительность.

Она оказалась как нельзя кстати на следующий день, когда воеводы полка правой руки князья Щенятев и Курбский подвинулись к городу и принялись укреплять туры вдоль реки Казанки под защитой стрельцов, а дружина князей Шемякина и Троекурова, едва Япанча показался из леса, немедленно возвратилась на Арское поле, где Мстиславский, Хилков и Оболенский уже стояли в рядах, ожидая нападения. Между тем люди остальных воевод — князя Дмитрия Палецкого, Алексея Адашева, а также Владимира Ивановича Воротынского и боярина Ивана Шереметева, возглавлявших царскую дружину, ставили туры с поля Арского до Казанки. Желая помешать этому и в то же время видя, что атака была бы самоубийственна, враг упорно не отходил от леса, но на вылазку так и не решился.

А к вечеру Иоанну донесли, что весь город окружен нашими укреплениями — в сухих местах турами, а в грязных — тыном — и теперь пути ни в Казань, ни из Казани нет, разве что для птиц. И с этого времени боярин Морозов, расставив повсюду пушки, принялся неутомимо долбить крепостные стены Казани изо всех имеющихся в наличии ста пятидесяти тяжелых орудий.

Правда, неугомонный Япанча продолжал не давать покоя русским ратникам, причем выходило у него это как-то очень уж согласованно с очередной вылазкой осажденных из крепости. Не сразу, а лишь со временем удалось подметить условный сигнал, который подавали ему из города. Едва на самой высокой башне появлялось большое знамя, как он тут же нападал из лесу, а казанцы изо всех ворот бросались на русские укрепления.

Вскоре русское войско начало испытывать усталость от этих нескончаемых вылазок из города, сочетающихся с набегами из леса, да вдобавок чувствовалась и скудость в пище — тех съестных припасов, что привезли их Свияжска, было мало, и они вздорожали, а из других мест обозы с едой еще не доставили. Впрочем, зачастую ратнику некогда было поесть и сухого хлеба, а кроме того, почти все ночи у него получались бессонными. Он либо вскакивал для того, чтобы отбить очередную вылазку, либо его просто ставили в ночную сторожу для охраны пушек, да и своих товарищей тоже.

— Так и будем ждать, пока этот сыч сызнова из леса выскочит, али как? — напрямую спросил Иоанн своих воевод. Те, потупившись, молчали. Даже Андрей Курбский сконфуженно опустил голову, хотя ему-то со своим полком до Арского поля было неблизко.

— Шустер он больно, — выдал наконец глубокомысленную сентенцию князь Мстиславский.

— А заманить? — спросил Иоанн.

— Пытались, государь, но он хитер, — оживился и сразу как-то потух, вспомнив последнюю свою неудачу князь Горбатый-Шуйский. — Далече от леса не отходит, опаску имея. Опять же, как узнать, что пора, али еще не приспел час? Не выставлять же их на пробу — ну-ка, мол, добеги отсель до леска, а я за тобой на борзом коне.

Посмеялись.

— Как узнать, говоришь, — протянул царь и задумался — а и вправду, ну как тут узнаешь.

А наутро, когда злые и не выспавшиеся в очередной раз ратники из стана Горбатого, испуганно хлопая глазами, бежали со всех ног извещать князя, что прибыл государь, Иоанна, с улыбкой глядевшего на забавно семенивших мужичков, осенило.

— Я вот зачем приехал, — тут же решил он реализовать свою идею. — Вели, княже, пару-тройку тысяч в лесок отправить, чтоб на нас с опушки глаза чужие не пялились. А потом десятка два — боле не надо — пускай в место для будущей засады уйдут. Да упреди, чтоб тех, за кем гнаться учнут, не затронули. Ну разве легонечко, плеточкой, в четверть силы, чтоб остановить на бегу.