Подмастерье - [48]

Впереди их ждала работа. Нужно было восстанавливать хозяйство, лечить раненых, помочь разорённым соседям. Но сперва предстояло похоронить убитых. Иззвены, в отличие от городских, закапывали тела своих в земле. Каждый на своем участке. И сначала фермеры так и думали — отвезти тела по своим хозяйствам, но затем договорились устроить небольшое кладбище на том месте, где стоял лагерь Зингла, оттуда прилетели пули и стрелы, унёсшие жизни защитников скита.

Восемь человек, завернутые в белое полотно, лежали в глубоких ямах. И ещё три ямы оставались пустыми — от тел Майка, Виктора и старого охотника, которого никто не знал по имени, от них ничего не осталось. Пафнутий прочитал поминальные молитвы. Затем каждый рассказал о своих товарищах то хорошее, что помнил о них. А в конце, когда ямы уже начали засыпать землей, Игорь Маралин прочитал свое новое стихотворение:

Мы не выбрали время, в котором живём,

пашем землю и строим под небом свой дом,

умираем, скорбя, воскресаем, любя —

это время нас выбрало всех для себя.

И нам кажется, что будет вечным рассвет,

будет тихой река, места подвигам нет,

что дорога нам будет для лёгкой ходьбы,

и не встанет судьба, словно конь, на дыбы.

Но подходят для подвигов все времена

тем, кто ценит свободу сильнее, чем страх.

Спите павшие, кровью своей имена

записали навечно вы в наших сердцах.

Пусть нам кажется, что одинаковы все

меж землёю и небом идём по росе,

ночь бывает труслива, бывает храбра,

и заставит свой выбор нас сделать судьба.

Не единым сегодняшним суетным днём

мы на свете порою с тобою живём,

воскресаем, любя, умираем, скорбя,

и не зря время выбрало нас для себя.

Ведь подходят для подвигов все времена,

если тяга к свободе сильнее, чем страх.

Спите павшие, кровью своей имена

записали навечно вы в наших сердцах.

Только к вечеру кто-то вспомнил о запертой в рухлядной Каролине.

— Я больше не хочу тебя видеть. Никогда, — сказал Стас предательнице. — Мне стыдно, что ты жила в моём доме. Убирайся из наших мест! Пусть в Звенигороде и его окрестностях навсегда забудут твоё имя.

Больше никто не разговаривал с Каролиной. Все обходили её стороной, молча, даже не смотрели в её сторону. Никто не видел, когда она ушла, но только к утру о ней никто уже не вспоминал.

Первыми уехали фермеры, в чьём доме не было раненых. Они уводили с собой своих лошадей, которых удалось собрать и вернуть на скотный двор, и коров. Лица у отъезжавших были печальными. Они не знали, что их ждет впереди — сохранились ли их запасы овощей, целы ли их дома, поля и дворы. Беда объединила всех, и люди договаривались навещать друг друга и помочь в восстановлении хозяйства.

Стас забрал четырех оставшихся жён и пушку.

— Будет во мне нужда — приезжайте, — обратился он к Соне и Еремину. — Для вас я до конца жизни всё сделаю задарма.

Дольше всех оставалась в скиту баба Рита — именно благодаря ей удалось исцелить раненых. Но вот пришла и её очередь прощаться с обитателями фермы. И снова остались одни Пафнутий, Соня, Игорь, Ваня, Ксюха и Сергей. В скиту стало непривычно пусто. И фермеры с трудом возвращались к обычной жизни. Да и общаться друг с другом им стало намного сложнее. С одной стороны, они стали ближе, роднее друг другу, но куда подевалась та веселость и безалаберность, с которой они прежде жили?

— Это пройдёт, — успокоил Ерёмина Пафнутий, когда тот поделился с монахом своими переживаниями. — Просто ребятам надо придти в себя.

32

Через несколько дней после того, как орда покинула окрестности скита, Ерёмин втайне от всех решил отправиться на поиски гусей. Встал рано — так, что даже Подосинкина ещё спала. Вооружился двумя палками, с помощью которых передвигался эти дни, и побрёл в сторону Сторожевки. Трава в лесу была вытоптана. Повсюду виднелись следы от кострищ. Трижды он наталкивался на брошенные в кустах полуобъеденные зверями трупы чечухов — слишком поздно те отправились в путь, не все племена успели укрыться от орды.

На речке, там, где они всегда плавали, гусей не было. Сергей заковылял вниз по течению. Прошел мимо омута и знакомой ивы. Добрался до камышей, залез в них, надеясь, что хоть один гусёнок спасся. Но их нигде не было видно. И тут он услышал тихое всхлипывание.

— Кто здесь? — громко спросил он.

Плач прекратился. Сергей подождал немного и, решив, что ему почудилось, вылез из камышей, чтобы спуститься еще немного по течению. Когда он сделал несколько шагов, сзади вдруг кто-то звонко чихнул.

Ерёмин остановился и огляделся.

— Кто здесь? — ещё раз крикнул он. Но снова ему никто не ответил.

Сергей вернулся в камыши и, раздвигая их палками, вслепую пошёл по воде в поисках неизвестного. Через пару минут он почувствовал резкий неприятный запах и понял, что движется в верном направлении. Внезапно он услышал впереди себя тихое прерывистое дыхание — кто-то затаился совсем рядом. Сергей ткнул палкой, и она упёрлась в препятствие. Ерёмин вытащил нож и осторожно отодвинул камыши.

Он увидел маленького чечушонка. Тот сидел на корточках и, обхватив себя руками, весь сжался и мелко дрожал. Вид у него был несчастный и жалкий. Из-под мокрого тяжелого балахона выглядывала испуганная позеленевшая мордашка с огромными карими глазами. Толстые губы побелели то ли от холода, то ли от страха. Широкие ноздри прерывисто трепетали, в такт дыханию. Ушные складки топорщились, словно крылья нетопыря, а средняя сморщилась и покраснела. Чечушонок втянул голову в плечи и издал резкий предупреждающий свист.