Подлянка, сэр! - [7]

— Жуть! Смотри, этот стоит в четыре раза дороже того, а делает все то же самое! Неужто кто-то берет?

Двое других продавцов бросали в нашу сторону настороженные взгляды, но с угрожающим вопросом: «Вы что-то хотели?» никто не подходил.

Наконец Виталик вернулся и, успев своим заговорщицким видом привлечь всеобщее внимание, передал Марии Гавриловне бумажку.

— Вот, — прошептал он, — здесь адрес. Телефона домашнего нету.

— Спасибо, — Маша, как коршун, схватила свою добычу и жадно спрятала в карман.

— С нас пироги, — виновато улыбнулась я. Не хотелось бы, чтобы у Виталика из-за нас были неприятности.

— Нет, пусть лучше тетя Маша рябиновку готовит, — подмигнул парень.

Когда мы вышли на улицу и завернули за угол, Мария Гавриловна тут же вытащила листочек и прочитала:

— Рябикова Светлана Юрьевна, Кузнечный переулок, дом пять, квартира восемь. Это «Владимирская»?

— Да, — кивнула я.

— Может, прямо сейчас поедем? — в Машиных глазах горел такой авантюризм, словно она собиралась прыгнуть с берега на палубу отходящего в далекие страны сухогруза, распрощавшись с прошлой жизнью.

Странным образом это ощущение внутренней дрожи передалось и мне. Во рту стало сухо и закололи маленькие иголочки.

— А что мы ей скажем? — чуть заикнувшись, спросила я. — У нас же корочек милицейских нету. Нам на вопросы никто отвечать не обязан.

— Поехали, — решительно заявила Мария Гавриловна. — По дороге решим.

КВАРТИРНЫЙ ДОПРОС

Из метро мы вышли, крепко держась друг за друга и стараясь ступать в ногу.

— Значит, так. Ты звонишь в дверь, а я спрашиваю Свету. Как только выйдет, скажу: «Мы все знаем!». Как только она испугается, ты сразу так участливо ей сообщишь, что в ее интересах чистосердечно во всем признаться. Помнишь, мы фильм смотрели? «Секреты Лос-Анжелеса» назывался. Там изображали хорошего и плохого полицейского. Значит, ты будешь хорошей, а я буду плохой. Ясно? Я буду запугивать, а ты проявлять понимание. Она должна захотеть остаться с тобой наедине и все рассказать, — деловито строила планы Мария Гавриловна.

— А… а если она не захочет? — осторожно предположила я.

— Когда не захочет, тогда и будем думать, — Машины брови съехались к переносице, в положение боевой готовности. — Действовать надо по плану, но придерживаясь обстоятельств.

— Хм, чем-то напоминает «в погожий день особенно нужен зонтик, иначе дождь окажется неприятным сюрпризом».

— Английская пословица! — закончили мы с Машей хором.

Ее муж любил так говорить. Умел незамысловатые армейские шутки произносить с такой интонацией, что все катались со смеху. Хотя, напечатанные в газете, они бы казались глупыми и плоскими. Когда к Марии Гавриловне приехал его адъютант со сложенным красным флагом, мы почти год никак не могли поверить, что Иван Степанович уже никогда не вернется домой.

Мы подошли к типичному питерскому двору-колодцу, под завязку набитому машинами. Подъезд традиционно совмещал функции парадной и общественного туалета.

Восьмая квартира находилась на третьем этаже. В старых питерских домах пролеты длинные, а полустертые гранитные ступеньки чрезвычайно неудобны; лифт, естественно, не работает. На двери несколько звонков с разномастными наклеечками: «Сысоев», «Френкель», «Глущенко», «Цыцкис» и так далее. Истертые кнопочки всей гроздью цеплялись за облупившуюся коробку.

Мы застыли в нерешительности. Звонка с фамилией «Рябикова» не наблюдалось.

— Фальшивый адрес дала, — прошипела Маша. — Чует мое сердце, этой девице ни в чем доверять нельзя.

— Может, просто снимает здесь комнату? — предположила я.

Мария Гавриловна уставилась на меня разинув рот. В ее глазах появилось выражение разочарования и какой-то детской обиды.

Чтобы снять возникшую неловкость, я взяла и не глядя нажала пальцем на случайно попавшуюся кнопочку. Потом еще раз. За дверью раздался громкий собачий лай. Затем возмущенный женский голос:

— Да уймите же вы своего кобеля!

— Опять к Глущенке собутыльники нагрянули, никакого житья нету! — возмутился следом какой-то дедушка.

— Блин! Откройте же кто-нибудь дверь! Иначе так и будут трезвонить!..

Питерская коммуналка — это такое же культурное явление и местный колорит, как белые ночи. Кто ни разу не бывал в двадцатикомнатной квартире с длиннющим коридором, общей кухней, устрашающим санузлом и десятью-пятнадцатью совместно проживающими семьями, может считать, что не знает нашего города.

Наконец огромная створка старинной двери пришла в движение. Ее приоткрыла агрессивно настроенная остроносая женщина с поролоновыми бигуди на голове. Увидев нас, она впала в замешательство:

— Вам кого? — удалось ей произнести через секунду.

— Добрый день, — я старалась улыбаться как можно сильнее, чтобы расположить к себе барышню. — Нам нужна Светлана Рябикова. Если вас не затруднит, позовите ее, пожалуйста.

— Дверью ошиблись, — кисло ответила женщина и собралась захлопнуть створку.

Мария Гавриловна подставила свою палку.

— Нет, извините, у нас точный адрес, и вижу я нормально, и с головой все в порядке. Светлана Рябикова прописана здесь! — ее голос прозвенел грозно и уверенно.

У остроносой дамы мгновенно прибавилось вежливости.

— А, прописана… Ну, это еще не значит, что живет, — выдала она загадочную фразу. — Вам к Цыцкису. Четвертый звонок.