Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге - [97]

Признательнейший монарх благодарил его за такое наставление, и указ свой уничтожил.[190]

51. Князь Меншиков жалуется государю на князя Долгорукова и следствие об этом

Великий Государь для приведения в наилучший порядок Комиссариатских дел, поручил оные в ведение сего же князя Долгорукова. В одно время, по недостатку синего сукна, отпустил он на один полк Меншикова на плащи солдатам, вместо синего, зеленое сукно. Меншиков, не зная причины, для чего сего цвета сукно отпущено, вообразил, что сделано то в угоду ему, дабы полк его отметить от других, поелику одни только гвардейские полки имели зеленые плащи; и был сим отличием весьма доволен. Но поскольку по прошествии определенного срока мундиру, отпущено было на плащи в тот же его полк по-прежнему синее сукно: то Меншиков, приняв сие за обиду себе, посылает к князю Долгорукову одцого из тварей своих, которого он из низкого звания, за приверженность к себе и наушничество, производя из чина в чин, рекомендациями своими и просьбою к Государю, довёл напоследок до полковников. Он приказывает сему Полковнику спросить, для чего на полк его прислано сукно не такого колеру. Полковник сей, или не вслушавшись, или не разумея, что значит слово «колер», или позабыв оное, принявшему его говорит, что Его Светлость просит Ваше Сиятельство дать ему знать, для чего на полк его отпущено сукно не того калибра? – Что ты говоришь? – Не того калибра, – повторяет Полковник. «Глуп ты, брат, – сказал ему Князь, – да и тот, кто тебя и в полковники-то произвел, таков же»; и с тем его отпустил.

Полковник сей, возвратился с таким ответом, рассказал его светлости всё, каким словом отпотчивал Долгоруков его. Меншиков, приняв все это на свой счёт, положил непременно отомстить ему.

А как в сие время Великий Государь возложил на господ сенаторов, чтоб строение кораблей происходило под их присмотром; и дабы никакие отговорки не имели уже места, то чтобы каждой из них взял на себя особой корабль, и за оной ответствовал; в числе которых в угоду его величеству и князь Меншиков принял на себя построение одного корабля. Сей любимец Государев, имевший пред другими более способов, корабль свой построил прежде всех, при спуске которого присутствуя сам монарх со всеми сенаторами, был весьма весел, и благодарил Меншикова за поспешное построение оного. При сем-то случае положил он отмстить чуствительнейшим образом князю Долгорукову. Он представил помянутого полковника его величеству, как несносно обиженного Долгоруковым, и дерзость его, которой-де не только полковника сего, но и того, кто его в полковники произвел, называя того и другого дураками; при чем полковник сей, став перед монархом на колени, просил защитить себя от сего вельможи, и проч.

Между тем князь Долгоруков, не ведая о происходившем, спокойно сидит с некоторыми господами за особым столиком и попивает с ними; но адъютант его, бывший потом сенатором, Федор Васильевич Наумов, слышавший ту Меншикова и полковничью жалобу, предупредил о том князя, сказав ему на ухо те на него наветы; но тот, презирая всё это, сказал с холодностью: «Пусть их жалуются как хотят.»

Однако монарх весьма прогневался на Долгорукова; он подойдя нему, сказал с гневным видом: «Давно ли я у тебя в дураки попал? Но Катон наш равнодушно ответствует монарху, что вопрос сей его удивляет; ибо того и в мысль ему придти не может. Государь спрашивает его: «Говорил ли ты присланному к тебе от Меншикова полковнику такому-то, что он дурак, а таков же и тот, кто его в полковники произвел? – Говорил, – ответствует Князь. Но кто ж жалует в Полковники? – пресекает речь его Государь, ведь это я; следовательно и я у тебя дурак. – Нет, Государь, сего Ты на свой счет принять не должен: вы знаете, как я вас разумею; а сие сказано мною о Меншикове, который дурака того, из подлости и из изменничья сына производя, довел до подполковника, которого ты по его же убеждению уже пожаловал в полковники. Но ты бы, по правоте своей, конечно его бы не пожаловал в такой чин, ежели бы Александр похвалою службы его тебя к тому не убедил. Но спроси, где он служил и чем себя отличил, то окажется вся его заслуга в коварном только ласкательстве и в наушничестве его Александру. – Какого же изменника он сын? – спросил всё же монарх. – Казненнаго стрельца такого-то, – ответствовал Князь, – я о сем узнал достоверно и хотел было тебе о том сказать, но ты меня сам предупредил; при чем рассказал монарху, за что он назвал того полковника дураком. Поскольку же его величество во всем верил сему мужу, то и обратился весь гнев его уже на Меншикова; однако же, не дав оного ему почувствовать, помолчав не много, сказал Долгорукову: «Хорошо дядя, я все сказанное тобою расследую»; и тогда же в удовлетворение обиды, причиненной ему, полковника того приказал арестовать и отвести в крепость.

Не трудно вообразить, сколь чувствителен. был такой оборот Меншикову; он не смел уже тогда предстательствовать за любимца своего, а увидел себя принужденным ради спасения его искать помощи в том же Князе.

Итак на другой день Меншиков приехал к нему, и как бы не зная его разговоров с государем, говорил ему: «Ты не сделал несчастным ни одного человека, так можно ли было ожидать, чтобы ты погубил ни в чем пред тобою неповинного полковника?» «Не я его погубил, а ты сам, – ответствовал тот; – ты, конечно, не то ему приказывал сказать мне, что он соврал, за что и назвал я его дураком; и тебе бы должно о том снестися прежде со мною, да и не жаловаться государю». Меншиков признался, что он виноват, и просил его с покорностью спасти полковника, которого он любил. «Хорошо, – сказал сей добродетельный муж, – но надобно для сего дождаться спуску моего корабля; тогда я не упущу случая просить о нем Государя; а оный, – примолвил Князь, – скоро поспеет, ежели ты поможешь мне в работниках, которых у меня маловато, и достать я их не могу».