Подлинно сильный пол - [4]

Уинстер с минуту смотрел на нее, а потом сказал:

— Из тебя вышла бы великолепная манекенщица.

— Для этого нужна подготовка.

— Не думаю, что тебя надо учить, как носить одежду. У тебя к этому прирожденные способности.

Когда в комнату вошла леди Трэффорд с подносом в руках, он замолчал, инстинктивно чувствуя, что при матери Джулия не захочет говорить о будущем. Выпив чашку чаю, он сразу же стал прощаться, и Джулия проводила его до двери. У выхода он вынул визитную карточку и написал на ней какое-то имя.

— Обратись к этому человеку. Я с ним переговорю. Уверен, он найдет для тебя работу.

Джулия взглянула на карточку.

— Деспуа? Но он один из лучших модельеров Лондона! Я никогда не решусь обратиться к нему.

— Чепуха! Если он примет тебя, то только потому, что ты этого заслуживаешь. — Он помолчал. — Ты увидишь своего отца завтра утром?

— Да.

— Тогда я позвоню.

До конца своих дней Джулии не забыть своей последней встречи с отцом. За те недели, что прошли с его ареста, жизнерадостный человек с военной выправкой превратился в старика, чья шаркающая походка и нервно трясущиеся руки говорили о ночах, полных терзаний. Джулии казалось, что она выдержала бы что угодно, только не вид этих рук с синими прожилками, дрожащих на крышке стола на протяжении всего их разговора.

Они с матерью в тот же день вернулись в Ламмертон, чтобы начать надрывающую сердце работу — упаковку своих личных вещей и подготовку к аукциону. Тех немногих слуг, которые были наняты так недавно, уже рассчитали, и дочь с матерью остались в доме одни; если не считать старой няни Джулии.

Когда паковать осталось совсем немного, Джулия решила отправиться в Лондон искать квартиру. Она безостановочно ходила по агентствам, по квартирам, которые ей предлагали посмотреть, но большинство были или слишком дорогими, или дешевыми и такими унылыми, что она о них и подумать не могла. Наконец она остановила свой выбор на меблированной квартирке в Бейсуотере, хотя одно сравнение трех просто обставленных комнат с тем, что она знала в прошлом, заставило ее сердце сжаться.

Тем не менее, она вернулась в гостиницу, чувствуя себя немного спокойнее. Она уже направлялась к лифту, когда ее окликнул дежурный. Она подошла, и он протянул ей несколько записок — все от Конрада Уинстера с просьбой связаться с ним как можно скорее.

Она тотчас почувствовала, что произошла катастрофа. Бросившись к телефону, она набрала номер. Он ответил сразу же, как будто ждал ее звонка.

— С твоим отцом несчастье, — сказал он без всякой подготовки. — У него был сердечный приступ. Твоей матери позвонил один из тюремных инспекторов, а она связалась со мной. Где ты?

— В гостинице.

— Я сейчас буду.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он приехал, а на самом деле меньше пятнадцати минут. Один взгляд на его лицо делал все слова ненужными.

— Боюсь, у меня плохие известия, Джулия.

— Это значит…

— Да. Твой отец умер сегодня днем.

Она покачнулась, но он поддержал ее.

— Извини, что я сказал тебе об этом так прямо, но что толку тянуть.

— Понимаю, — прошептала она. — Но вот только… так ужасно, что он умер в одиночестве… и в тюрьме.

— Знаю. — Уинстер больше ничего не добавил, но посмотрел на нее с глубоким сочувствием. — Я отвезу тебя домой. Ты, наверное, хочешь быть с матерью.

Джулия приняла его предложение с благодарностью. Конрад остался ждать в холле, а она поднялась к себе в номер, чтобы поспешно сложить вещи.

Девушка заговорила, только когда Лондон остался позади, и первые ее слова были об обвинителе Найджеле Фарнхэме.

— Если бы не он, отец был бы жив. Все эти ужасные вещи, которые он говорил, не могли не убедить присяжных. — Минуту Джулия помолчала, а потом продолжила: — Я никогда не думала, что могу возненавидеть кого-нибудь так, как ненавижу его! Если бы я могла хоть как-то отомстить за отца, я бы сделала это.

— Не надо себя так мучить. Он просто выполнял свой долг.

— Он сделал больше, чем требовал долг, — сказала она холодно.

Уинстер не ответил, и Джулия замкнулась в молчании, которое длилось, пока они не приехали в Ламмертон.

Следующие дни были кошмаром. Уинстер настоял на том, чтобы остаться в Ламмертоне на весь мучительный период похорон сэра Хьюго и последовавшего за ними аукциона. Джулии казалось, что она не выдержала бы, если бы он не стоял надежной стеной между нею и унижением, которое ее ждало. Сэра Хьюго объявили банкротом, выручка от аукциона пошла на то, чтобы хоть в какой-то мере возместить потери акционеров. Когда все расчеты были закончены, у них с матерью осталась только крохотная ежегодная рента. Она могла бы пополнить те доходы, которые Джулия надеялась получать, работая, но на нее невозможно было прожить.

Уинстер пришел в ужас, когда увидел, где они намереваются поселиться. Ему не понравился сам дом, не одобрил он и хозяйку квартиры. Но Джулия не хотела ничего слышать против добрейшей миссис Купер: под ее флегматичной манерой держаться скрывалось золотое сердце.

Крокусы, которые эта женщина посадила в цветочные ящики на окне гостиной своих новых жильцов, уже начали выпускать первые зеленые ростки, когда Джулия и ее мать наконец переехали на Кэмбриен-Терес. Бледные стрелки, пробивающиеся сквозь грунт к свету, казались символом существования самой Джулии: она покинула дом с его ощущением любви и надежной защиты и начинала новую жизнь в мире, который представлялся ей незнакомым и пугающим. Она не могла не думать, что ее попытки утвердиться в этом мире и зарабатывать на жизнь могут быть обречены, как и недолгое существование нежных цветков, распускавшихся на ее глазах.