Подлинная история тамплиеров - [117]
Нам неизвестно, какими источниками пользовался Кретьен де Труа, сочиняя историю о Персевале. Поэт написал ее для Филиппа Эльзасского, графа Фландрского, который приходился двоюродным братом английскому королю Генриху II. Генрих и его супруга Алиенора Аквитанская обожали легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Алиенора даже была в Гластонбери, когда в 1191 году там были найдены, как предполагают, останки Артура и его жены Гвиневеры. Филипп также приходился внуком Фулку Анжуйскому, королю Иерусалима. Его родители бывали на Святой земле несколько раз, и его мать Сибилла умерла в одной из тамошних обителей.
Идея Грааля могла прийти из бретонских или даже валлийских легенд — ведь у Кретьена сказано, что Персеваль был родом из Уэльса. В валлийской саге «Килох и Олвен» (из сборника валлийских легенд «Мабиногион») есть эпизод, где герой должен отыскать некую чашу Ллуира, «ибо в мире нет другого сосуда, в который можно налить столь крепкий напиток». Затем ему предстоит добыть «у Гвиддно Длинноногого мешок, в котором никогда не иссякает мясо, сколько бы человек ни пожелало его отведать»[425]. Все это звенья длинной цепи кажущихся невыполнимыми задач, которые надо решить Килоху, чтобы завоевать руку Олвен. Волшебные чаша и мешок рождены той же традицией, что рог изобилия. Сам Кретьен вряд ли читал по-валлийски, но многие исследователи предполагают, что образы созданной им истории о Персевале были достаточно традиционны и знакомы его слушателям.
Хотя не все соглашаются с кельтским происхождением легенды о Граале, мне кажется, что отдельные части этого произведения отражают попытки автора внести ясность в миф, который он и сам не до конца постиг. Так, например, сидящая под дубом женщина объясняет Персевалю, что владельца замка называют Королем Рыбаков, потому что тот любит ловить рыбу. Однако не проявление ли это своеобразного чувства юмора Кретьена?
Если бы Кретьен объяснил читателям, что он имел в виду, говоря о Граале, то, по-видимому, этот предмет лишился бы изрядной доли таинственности и не вызывал бы в дальнейшем столько споров. Однако история Кретьена разбудила воображение многих авторов, и в последующие пятьдесят лет на свет появилось еще несколько произведений о Граале — преимущественно как часть цикла артуровских легенд.
Само слово «грааль» было обычным для Франции того времени, и означало оно обычный сосуд или кубок. Однако в историях о Граале оно вскоре стало означать потир, ритуальную чашу. В тринадцатом веке Робер де Барон впервые снабдил Грааль эпитетом «святой», и его стали связывать с историей об Иосифе Аримафейском, который предал тело Иисуса погребению в своей собственной гробнице[426]. В христианских апокрифах говорится о том, что Иосиф также собрал в чашу кровь Иисуса, когда тот умирал на кресте. В одной из позднейших легенд Иосиф, подобно Марии Магдалине и Иакову, патриарху Иерусалимскому, находит убежище в Европе, на сей раз в Англии.
Поскольку легендам свойственно стремление сближаться друг с другом, Грааль вскоре стал той самой чашей, в которую собиралась кровь Иисуса, а Иосиф превратился в одного из персонажей артуровского цикла.
Версия легенды о Персевале тринадцатого века упоминает о племяннике Иосифа Аримафейского, также Иосифе, «славном рыцаре, целомудренном и непорочном телом своим, сильном и щедром сердцем»[427]. Он-то и становится Королем Рыбаков, хранителем «копья, которым была нанесена рана Иисусу, и чаши, в которую верующие в Него… собрали кровь, изливавшуюся из ран Его, когда принимал Он смерть на кресте»[428]. Но множеств во других авторов наделяли этого короля другими именами и давали иную трактовку Святому Граалю. Поскольку у легенды нет прочной опоры на реальные факты, писатели были ничем не стеснены в своих фантазиях.
В более поздних средневековых французских рыцарских романах Грааль был определенно христианской реликвией, связанной с актом пресуществления во время мессы. В некоторых текстах в видениях Грааля присутствует Иисус на кресте или ребенок.
Связь тамплиеров с Граалем появляется только в немецкой версии легенды Вольфрама фон Эшенбаха. Грааль здесь — это драгоценный камень, упавший с неба. Камень этот наделен волшебными свойствами. В частности, он дает здоровье и вечную молодость. Однако силу этому камню дает «маленькая белая облатка», которую каждый год в Страстную пятницу приносит голубь. «От нее камень получает все доброе, что благоухает на этой земле пищей и питьем, как если бы то было райское совершенство… Так сила Грааля дает прокорм рыцарскому братству»[429]. Рыцарское братство — это, разумеется, Tempeleisen, хранители Грааля. Это те же тамплиеры, хотя есть и отличия: среди Tempeleisen встречаются и женщины.
Хотя в основе сюжета могли лежать и фольклорные мотивы, не возникает сомнения, что автор любой истории о Граале является христианином. В том, что хранителями Грааля Вольфрам фон Эшенбах сделал тамплиеров, я не усматриваю ничего странного. В начале тринадцатого века (время создания романа) к тамплиерам все еще относились как к защитникам паломников на их пути в Иерусалим. Их могли ввести в повествование, чтобы сделать его более созвучным времени, — так авторы триллеров включают в свои книги знакомые учреждения и организации, чтобы подчеркнуть современность происходящего. Вместе с тем, кроме Эшенбаха и нескольких авторов, использующих его сюжет, никто не писал о тамплиерах в связи с Граалем — по-видимому, этот элемент сюжета не вошел в традицию.
Книга представляет собой результат многолетних исследований автором, одного из сложнейших периодов истории Древнего Рима. В ней рассматриваются те аспекты социально-политического развития Римской империи в III в. н. э., которые являются предметом спора современных антиковедов. На основании свидетельств исторических источников автор показывает роль важнейших политических институтов римлян — сената и армии — в социально-политической жизни римского государства в III в. н. э., пытается решить вопрос о правомочности утверждении антиковедов относительно провинциального сепаратизма в империи в кризисный век ее истории, предлагает новую трактовку ряда теоретических аспектов проблемы кризиса III века в Римской империи.
Книга отечественного ученого-антиковеда, доктора исторических наук, профессора М. Г. Абрамзона является первым в современной историографиии обстоятельным исследованием, посвященным более чем двухсотлетней истории организации римской провинции в одной из областей Малой Азии — Киликии. В период со II в. до н. э. по I в. н. э. эта область играла чрезвычайно важную роль в международных отношениях на Ближнем Востоке и занимала особое место в системе владений Рима. Опираясь на богатый фактологический материал — сведения античной традиции, данные эпиграфики, археологии и особенно нумизматики, — автор подробно реконструирует все перипетии исторических событий, происходивших в Киликии в эпоху «мирового владычества» римлян.
Книга "Под маской англичанина" формально не является произведением самого Себастьяна Хаффнера. Это — запись интервью с ним и статья о нём немецкого литературного критика. Однако для тех, кто заинтересовался его произведениями — и самой личностью — найдется много интересных фактов о его жизни и творчестве. В лондонском изгнании Хаффнер в 1939 году написал "Историю одного немца". Спустя 50 лет молодая журналистка Ютта Круг посетила автора книги, которому было тогда уже за 80, и беседовала с ним о его жизни в Берлине и в изгнании.
Настоящая книга – одна из детально разработанных монографии по истории Абхазии с древнейших времен до 1879 года. В ней впервые систематически и подробно излагаются все сведения по истории Абхазии в указанный временной отрезок. Особая значимость книги обусловлена тем, что автор при описании какого-то события или факта максимально привлекает все сведения, которые сохранили по этому событию или факту письменные первоисточники.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.