Подлинная история. Прыжок в столкновение. - [22]

Непосредственно в тот миг – и еще минуту или две – мне ничто не угрожало. В отличие от твоей матери. Она находилась у пульта наведения, ее пост был возле целеулавливателя. И именно туда ударил луч «Потрошителя». Разумеется, все приборные отсеки располагаются в центре корабля, а не сразу под обшивкой, но луч ударил с такой силой, что не только проделал в борту пробоину, но и нарушил герметичность внутренних переборок. Сварные швы лопнули, и отсек наведения стал терять атмосферу.

Она могла спастись – у нее была на это минута, а то и две. Утечка воздуха происходила не слишком быстро. Твоя мама имела возможность выбраться из отсека и закрыть за собой люк до того, как он был бы задраен автоматически, в аварийном режиме. Но она осталась за приборной панелью. Пока в отсеке оставалось хоть немного воздуха, она пыталась восстановить работу системы наведения и найти цель, чтобы дать нам возможность сражаться.

И ей это удалось, Мори. Вот почему «Непримиримый» уцелел, вот почему я здесь и сейчас говорю с тобой. Он успела поймать цель. Мы ударили по «Потрошителю» всеми огневыми средствами. Ему пришлось маневрировать, а растрачивая энергию на маневры, он не мог пустить в ход свою протонную пушку. Мы не смогли его задержать, но он улетел, получив серьезные повреждения.

А твоя мама погибла. К тому времени, когда она починила прибор, аварийная автоматика уже намертво задраила люк, отрезав разгерметизированный отсек. Ей было не выйти.

Ты знаешь, Мори, смерть в вакууме страшна. Но для меня смерть твоей мамы была прекрасна, как прекрасна была она сама. Она отдала жизнь за своих товарищей. Случись мне умереть так, я буду этим гордиться. И еще я твердо обещаю тебе… – В этот миг, несмотря на слезы, Дэйвис Хайленд стал прежним, истинным орлом с сильными руками и уверенным голосом. – Обещаю, что никто в Службе безопасности не успокоится, пока мы не отомстим за ее гибель. Мы остановим зверства «Потрошителя» и ему подобных. Мы будем безжалостно преследовать всех пиратов, этих извергов рода человеческого.

К тому времени, когда он закончил рассказ, Мори уже приняла решение тоже стать копом. Она слишком стыдилась себя, чтобы сделать какой-либо иной выбор. Ей казалось – хотя, будучи облеченным в слова, это чувство утрачивало правдоподобие, – что причиной смерти матери была ее тайная обида. Поэтому она убеждала себя в том, что ее долг перед миром, отцом, матерью и собой состоит во вступлении в ряды защитников человечества. Но то были лишь слова. Истина сводилась к попытке самообмана и самоотречения.

К слову сказать, как выяснила Мори уже в Академии, изловить «Потрошитель» так и не удалось. Его судьба осталась неизвестной: он мог погибнуть от полученных повреждений, скрыться навсегда, обретя проблематичную безопасность в запретном пространстве, или, сменив шифры и базу данных, чтобы сделать невозможным опознание, благополучно существовать под другим именем. Обещание, данное Мори отцом, так и осталось невыполненным

Тогда, в Академии, она сочла это еще одним подтверждением правильности сделанного выбора. Если «Потрошитель» и ему подобные суда безнаказанно бороздят пространство, значит, в полиции нужны такие люди, как она. Люди, для которых борьба с пиратами – дело их личной чести. Мори стала одной из лучших слушательниц на курсе: отец гордился ею, а будь жива мать, гордилась бы и она. Если же у нее возникали колебания – появлялись сомнения насчет отца, всей полицейской службы или собственной к ней пригодности, – она скрывала их даже от себя самой.

К тому времени, когда ее зачислили в команду отца, все эти сомнения были захоронены так глубоко, что извлечь их мог только такой человек, как Энгус Термопайл

Но она погубила отца. И его, и всех своих родичей.

Осознание этого поражало самую глубинную ее суть, пробуждая погребенную под спудом веру в то, что и мать была убита силой ее обиды.

Сейчас, когда она, беспомощная и униженная, с внедренным зонным имплантатом, находилась во власти злобного, похотливого захватчика, обращение к родителям ничем не могло ей помочь.

Ничто в прошлом, ничто из того, чему она училась, не могло подготовить ее к пониманию того ужасного факта, что разрушительное начало, угрожавшее всем, кого она любила, могло корениться не в преступниках, не в запретном пространстве, а в ней самой.

Когда она, прервав безуспешные поиски внутренней опоры, вернулась к действительности, глаза ее были полны так и не исцеленной муки.

– Если тебя не остановлю я, так остановит кто-нибудь другой, – произнесла она таким голосом, словно на месте ее сердца образовалось пустое место. – То, что ты думаешь обо мне, не имеет значения. Может быть, ты и прав. Может, я и вправду ничуть не лучше предательницы. Но есть копы и получше меня. Сильнее меня. Они тебя остановят. Они заставят тебя заплатить за все.

Она умолкла, но недавно безжизненный взгляд сделался тверже, и даже соски на груди заострились, выдавая гневную напряженность.

Энгус непроизвольно сунул руку в карман и схватился за пульт. Ладонь его была скользкой от пота.

Но Мори ошибалась. У него не было сомнений в том, что она ошибалась. Как же, остановят… Не будь у них кишка тонка, эти гребаные копы с радостью распотрошили бы его корабль и прикончили его самого. И вовсе не из-за того, что он сделал с ней или с теми старателями. Это только предлог, пустые отговорки. Копы не защищают людей: с какой стати? Они защищают деньги. Защищают себя. Защищают власть, презирающую таких, как Энгус.