Подлинная история Анны Карениной - [16]

Вот как вспоминала об этом сестра С. А. Толстой Т. А. Кузминская: “Мы сидели за изящно убранным чайным столом. Светский улей уже зажужжал… когда дверь из передней отворилась, и вошла незнакомая дама в черном кружевном платье. Ее легкая походка легко несла ее довольно полную, но прямую и изящную фигуру.

Меня познакомили с ней. Лев Николаевич еще сидел за столом. Я видела, как он пристально разглядывал ее.

– Кто это? – спросил он, подходя ко мне.

– M-me Гартунг, дочь поэта Пушкина.

– Да-а, – протянул он, – теперь я понимаю… Ты посмотри, какие у нее арабские завитки на затылке. Удивительно породистые”.

Сочетание эпитетов “арабские” и “породистые” невольно вызывает ассоциацию не только с поэтом Пушкиным, но и с арабской породой лошадей. Лошади играют в романе важную роль. В знаменитой сцене скачек, где Вронский ломает хребет Фру-Фру, есть прозрачный намек, что в этот момент он ломает и жизнь Анны. Ее реакция на падение Вронского, которую замечают все вокруг, в том числе и ее муж, приводят к тому, что по дороге домой в карете она признается ему, что она – любовница Вронского. С этого момента развал семьи неминуем. Это, как сказали бы сегодня, “точка невозврата”. Анна не будет скрывать своей связи с Вронским ни от мужа, ни от света. По сути, она кладет голову на плаху.

Вообще, сравнение женщины с лошадью было в духе Толстого. Так, он мог, шутя, сказать жене и свояченице: “Если бы вы были лошади, то на заводе дорого бы дали за такую пару; вы удивительно паристы, Соня и Таня”. Но сестры на него не обижались. В XIX веке лошади ценились очень дорого, особенно скаковые. Они могли стоить несколько тысяч. Так что это был своего рода грубый, но комплимент.

На вечере у Тулубьева Толстой познакомился с Марией Гартунг и о чем-то говорил с ней за чайным столом. Софьи Андреевны на вечере не было – дети болели скарлатиной. Когда Толстой и его свояченица ехали домой, “им было весело”. Кузминская полушутя сказала: “Ты знаешь, Соня непременно приревновала бы тебя к Гартунг”. “А ты бы Сашу (муж Кузминской. – П. Б.) приревновала?” – спросил он. “Непременно”, – ответила она.

Мария Александровна была не просто красавицей. Она сочетала в своей внешности черты матери и отца. Это придавало всему ее облику что-то особенное, выделявшее ее на фоне других светских красавиц. Ну и вообще, дочь Пушкина не могла не заинтересовать Толстого, как в свое время заинтересовала его дочь Тютчева – Кити. Если бы Софья Андреевна с ее ревнивым характером присутствовала при разговоре ее мужа с Гартунг, которого никто не слышал, но все видели, это могло бы нанести ей душевную рану.

Однажды Толстой сказал жене: “Ты ревнуешь меня там, где для этого нет повода, и не замечаешь того, где стоило бы ревновать”.

В 1868 году роман “Анна Каренина” еще даже не был задуман. В это время Толстой заканчивает “Войну и мир”. К “Анне Карениной” он приступит спустя пять лет. Именно в этом романе ревность женщины играет важную роль. Кити Щербацкая дважды испытывает жгучую ревность. В начале романа, когда Вронский на балу “изменяет” ей с Анной, и в конце, когда ее муж Левин встречается с Карениной и тоже оказывается во власти ее чар. Он так очарован ею, что не может скрыть это от жены. У него сияют глаза. Происходит семейный скандал, который усугубляется еще и тем, что Левин встречается с Анной, когда на руках Кити маленький ребенок и она не может выезжать в свет. Толстой знакомится с Гартунг, когда “невыездной” была Софья Андреевна Толстая.

Старшая дочь Пушкина, по-видимому, произвела на Толстого сильное впечатление. Спустя пять лет он вспомнил ее внешность до мельчайших подробностей.

Анна была не в лиловом, как того непременно хотела Кити, а в черном, низко срезанном бархатном платье, открывавшем ее точеные, как старой слоновой кости, полные плечи и грудь и округлые руки с тонкою крошечною кистью. Все платье было обшито венецианским гипюром. На голове у нее, в черных волосах, своих без примеси, была маленькая гирлянда анютиных глазок и такая же на черной ленте пояса между белыми кружевами. Прическа ее была незаметна. Заметны были только, украшая ее, эти своевольные короткие колечки курчавых волос, всегда выбивавшиеся на затылке и висках. На точеной крепкой шее была нитка жемчугу.

Черное платье… Полнота… Курчавые волосы… И наконец, крошечные кисти… Правнучка Пушкина С. П. Вельяминова вспоминала о Марии Гартунг: “До глубокой старости она очень внимательно относилась к своей внешности: изящно одевалась, следила за красотой рук… Тетя Маша обладала какой-то торжественной красотой. У нее были звонкий, молодой голос, легкая походка, маленькие руки”.

На маленьких руках и легкой походке Анны Толстой фокусирует внимание читателей в первой сцене встречи Вронского и Карениной в вагоне поезда.

Он пожал маленькую ему поданную руку… Она вышла быстрою походкой, так странно легко носившею ее довольно полное тело.

Сравните у Кузминской: “Ее легкая походка легко несла ее довольно полную, но прямую и изящную фигуру”.

И еще жемчуг, и анютины глазки, которыми украсила себя Анна, отправляясь на бал… Мы не знаем подробностей туалета Гартунг в тот вечер, когда с ней познакомился Толстой. Но и жемчуг “на точеной крепкой шее”, и анютины глазки в черных с завитками волосах мы видим на самом известном портрете Марии Александровны начала 60-х годов кисти И. К. Макарова, который хранится в Государственном музее Л. Н. Толстого в Москве. (Это был жемчуг, который передала ей мать – Наталья Николаевна Пушкина.) Таких случайных совпадений просто не бывает.