Подлинная апология Сократа - [4]

§ 15. Не говорите мне: «Вот он каков! Сколько лет болтал языком, уверяя, что дух управляет материей, а душа — телом, что философ Сократ считается не с мнением толпы, а с мнением философов, то есть, со своим собственным, ведь остальные — софисты! Но вот теперь, когда ему пришлось туго, он все забыл, бредит и ругается». Нет, я ничего не ругаю и не хвалю! И мне не жаль умереть безвинно, как не стыдно было бы и принять смерть по заслугам. Мне все равно, сегодня ли разделаться с подлостью законов, или через несколько месяцев или лет освободить место и оставить вас в покое по милости Природы. К тому же я остаюсь в долгу перед вами. Уходя с торжеством, под звуки труб, из одного Ничто в другое, еще большее Ничто, я в свое удовольствие насмехаюсь над вами и над самим собой. Что поделаешь? Рассуждать — значит насмехаться.

§ 16. А как подумаю, что вы беситесь, как собаки, от моих слов и ничего не можете сделать, даже уйти отсюда не можете, потому что не хотите потерять свои три обола, — меня так и подмывает запрыгать от злорадства и веселья. Я вас люблю! Так и хочется обнять вас и расцеловать, как это делают пьянчужки. Вы бы перепугались, только на минуту представив себя на моем месте. Ну да, представьте себе, что вас связали и насильно напоили ядом! Вот начались боли и конвульсии, стекленеют глаза, изо рта брызжет пена, леденящий холод, медленно подбираясь, вонзает свои когти сперва в желудок, а затем в сердце. И это все… Не щупайте своих животов, граждане афиняне! Там нет никакого яда, там танцует (или скоро затанцует) вся божья благодать: козлиная печенка, зажаренная на углях, соленая черноморская рыбешка, свиные сосиски, вдоволь начиненные перцем и чесноком, орехи, изюм, вино (много вина) и музыкальные ветры! Вы бессмертны! И были бы, так сказать, еще бессмертнее, если бы судьба наделила вас лошадиным хвостом, который, двигаясь вправо и влево, как веер, отгонял бы мух, кусающих, вас, когда вы спите и когда судите, — ведь вы спите, когда судите!..

Часть вторая

§ 1. Когда я представил себе, что лежу, разубранный, на дощатом ложе, с той комической важностью, которая присуща всем покойникам, а вокруг меня стоят, как опечаленные Магдалины, патриотическая доблесть обвинителей, ваша безгрешность и девственность законов, я рассмеялся от всей души. Потому что, как вам известно, вши сползают с покойников и поселяются на живых. И когда я увидел вас, насквозь провонявших, как десятидневная падаль (у кого лихорадка, у кого грыжа, у кого геморрой… чесотка, чахотка), и все–таки желающих вырвать глаз ближнего, то невольно вспомнил о животных: те, которые пожирают других, воображают, что они бессмертны, пожираемые же не могут не надеяться, что в один прекрасный день они воскреснут для лучшей жизни.

§ 2. А затем я подумал: «Что случилось бы, друг мой Сократ, если бы вместо тебя, стоящего на трибуне «с веселыми глазами и лицом» и насмехающегося над ними, роль обвиняемого исполнял бы твой распростертый труп — ведь судят же иногда неодушевленные предметы: кирпичи, арбузные корки, крючья из мясных лавок…

Что тогда было бы? Собрались бы все вокруг тебя, наклонились бы, посмотрели бы печально, покачали головой и сказали бы: «Славный был, бедняга! Смотрите, как прекрасен он после смерти! Закрылись его лисьи глазки, тоньше стали его пухлые губы, сузился и удлинился его приплюснутый нос! До чего же он хорош! Помните, как было весело, когда он выколачивал софистов и обманщиков, словно лисьи шкурки! Он совершил много полезных дел для государства! Поэтому не было ему удачи… Жил и умер на циновке… И, говоря между нами, тот, кому его слова и дела приносят убыток, может быть, и дурак, но не мошенник, а кто зарабатывает своими делами и словами, у того плохо пахнут и руки и душа. Знаете что? Устроим ему похороны на общественные средства. Нужны примеры для наших детей».

§ 3. А теперь, раз не посчастливилось мне умереть естественной смертью, вы убиваете меня… опять–таки для примера. Вам нужна жертва не для того, чтобы ваши дети научились любить Добродетель, но для того, чтобы они боялись Республики! Еще больше нужна вам жертва для того, чтобы искупить преступления вчерашней тирании и преградить ей путь к возвращению. Виновники удрали, и вы схватили меня, «учителя» Крития и болвана Ферамена, отрицателя охлократии — овода, который не оставлял вас в покое. Тело мое (мясо и кости) не весит, конечно, на весах Немезиды столько, сколько весят полторы тысячи убитых тиранами: вес имеют мое имя и моя душа! И если бы вас всех целой связкой в сто поколений бросить на чашу весов, опять–таки я один перетянул бы вас всех…

§ 4. Пройдут годы, у меня найдется много друзей и хулителей, местных и чужестранных, современных и будущих, которые подымут большой шум вокруг моей смерти. Меня назовут «лучшим из эллинов», «соловьем муз», «справедливейшим», «благоразумнейшим», «венцом Эллады». Дети ваши построят мне храм «Сократион» и будут ежегодно приносить мне жертвы весной. Вы будете поклоняться мне, как богу, хотя мне не разрешалось иметь самого что ни на есть пустякового «демона». А почему? С какой целью? Одни, чтобы о них говорили, когда будут упоминать обо мне; другие, чтобы показать, что, живи я в их время, они бы поняли и почитали меня! Пустое дело! И те и другие раздуют мое значение и обидят вас; они будут врать и верить лжи… Вы и Закон исполнили свой долг, хотя вы караете меня не за нарушение Закона, а за то, что я оказался неспособным попрать и преступить его! «Неправ Сократ, ибо слаб и беден. Он достоин смерти!!!» Вот что нужно было бы сказать в доносе.