Подлецы и герои - [14]

Звездный час генерала Камияба настал четыре года назад – когда было предотвращено одно из самых опасных покушений на Светлейшего. Взбунтоваться вознамерилась целая воинская часть – планировалось напасть на новый химический завод, который должен был открывать Светлейший, окружить его бронетехникой и пристрелить шахиншаха. Майор Камияб узнал об этом случайно – один из офицеров проболтался – и немедленно донес в САВАК. САВАК провел проверку, все сказанное майором подтвердилось. Офицеров части казнили – бросили живьем в чан с кислотой на заводе, который они собирались уничтожить, а Камияб был удостоен беседы с самим Светлейшим. Из Голубого дворца майор Камияб вышел уже генерал-лейтенантом и командующим вторым корпусом, а больше командовать было некому: офицеров-то утопили в кислоте.

Тогда же Камияб отомстил. Он долго опасался мстить, потому что не знал, как на это отреагирует САВАК. В САВАК было известно все о его прошлом – в САВАК знали о прошлом любого подданного шахиншаха, но ничего не предпринимали по этому поводу, справедливо полагая, что с таким прошлым человек будет еще вернее служить режиму. Отец же «опозоренной» девушки ничего не предпринимал, потому что знал: за умышленное убийство офицера жандармерии по соображениям мести полагалась смертная казнь для всей семьи.

Отомстить удалось не сразу – Камияб долго подбирал офицерский корпус для обезглавленной части. Он знал, что, если произойдет еще один заговор, в кислоту бросят уже его, поскольку не заметил, не понял, не предотвратил. И поэтому офицеров он подбирал очень осторожно, до ночи сидел над личными делами, проводил тайные проверки – во время них выявились еще два предателя, достойные смерти. Восстановление части как боевой единицы заняло почти год, но потом Камияб отомстил. Месть – это вообще такое блюдо, которое вкуснее есть холодным.

Для генерала жандармерии это оказалось несложным делом. Его люди схватили нескольких бунтовщиков в Исфахане, и генерал во время допроса намекнул одному из них, что есть возможность избежать виселицы. Для разных категорий преступников в Персии существовала разная смертная казнь – позорящая, через повешенье[16], и достойная, через расстрел (для офицеров) или обезглавливание мечом (для простолюдинов). Иногда через гильотинирование – мечей не хватало, равно как палачей, умеющих казнить таким образом. И вот генерал сказал: «Я могу отправить тебя на гильотину, только ты должен выдать еще одного сообщника. Ты не говорил про него, опасаясь за свою семью, но мы все знаем, и, выдав преступника, ты обеспечишь себе достойную смерть». – И назвал имя отца девушки, которую он обесчестил в юные годы.

Дальше все было просто. Удивительно, но старый Камиль и в самом деле оказался заговорщиком. Когда жандармы ворвались и обыскали его дом, вместе с ними был один из самых доверенных людей генерала, полковник Вахид Ахлаги, следы преступления были налицо. Та же самая возмутительная литература, которую держал в кармане кителя полковник Ахлаги, чтобы в нужный момент подсунуть ее, – так вот та же самая литература была найдена при обыске! Получается, что генерал не изменил присяге и не поставил свои личные интересы выше интересов государственных, а помог изобличить еще одного преступника и предателя.

Тогда же генерал Камияб в последний раз видел Самию. Постаревшая и подурневшая, никому не нужная… Генерал потом не мог поверить, что испытывал к ней какие-то чувства, мучался от того, что их разлучили.

Став генералом, Хусейн Камияб вошел в персидский привилегированный класс – армию. Армия и Служба безопасности в Персии определяли очень многое, если не все, – и частный бизнес, показательно свободный, на самом деле был глубоко несвободен. Существовала практика, при которой чины из силовых структур делали купцами своих родственников и вели коммерческие дела через них. А было и такое, что формально деловыми людьми, владельцами предприятий являлись свободные люди, но львиную долю дохода они были вынуждены каждый месяц жертвовать в тот или иной фонд. У каждой силовой структуры, у каждого корпуса жандармерии, у Гвардии Бессмертных были свои фонды для «сбора пожертвований», потом расходившиеся по рукам «допущенных». «Допущенным» стал и генерал Камияб, отныне он мог не опасаться руки мстителя, но все равно жил в глубоком страхе. В страхе перед неугасимым пламенем адского костра, в котором корчатся грешники.

Это сложно объяснить, мало кто поймет это сразу. Особенно трудно это понять в России. Несмотря на власть и влияние Русской православной церкви и Духовного управления мусульман, за редким исключением дети в России получали светское образование. Да, мусульманские дети ходили с родителями в мечеть в пятницу, а русские дети ходили с родителями в церковь в воскресенье, но в будние дни они ходили в гимназию, чтобы читать стихи Пушкина и Лермонтова, учиться доказывать теоремы и зубрить закон Ома. Поэтому в вышедших из стен гимназии детях не было страха божьего. Да, они верили в нечто сверхъестественное, они знали, что такое грех, и старались не грешить, они жертвовали на богоугодные дела и отмечали религиозные праздники. Они приходили к батюшке или к мулле, когда им было тяжело, и просили совета или утешения. Но страха, не покидающего человека никогда, в них не было.