Подконвойный мир - [17]

— Ты, студент! — остановил Пивоварова Дронов. — Слыхал? Зарезали вашего старика.

— Какого?

— Того, что кашу вам вчера принес.

— Василенко, поэта?!

— Его самого. Вышел Василенко из барака ночью по малой нужде, его и запороли. Не только его, еще двоих съактировали: кухонного шишкомота Еремина и нарядчика Соколова. Это работа тех блатных, которые с вами приехали. К ним и здешние тигры присоединились. Себя они считают «законными» ворами, а остальных — суками. Суки же по воровскому правилу — вне закона.

Все застыло вдруг внутри Пивоварова. Острая жалость сдавила сердце.

— За что?! — пульсировал в горле немой крик. В воображении, будто на экране, засветились воспаленные точки глаз Василенко, хмурились его лохматые брови, бросая тень на острые скулы, запавший беззубый рот. Таким он был всего несколько часов тому назад.

Почти не сознавая, что делает, не ощущая морозного ветра, Пивоваров бросился в барак «законных» воров.

— Что вы сделали! — тряс он за плечо Черепеню. — Василенко — поэт, мечтатель, человеколюб! Что вы сделали!

Черепеня огрызался, отнекивался, потом нёхотя буркнул:

— Кто же его знал? Вчера вечером на кухне два котелка каши получил. Зря не дают. Потом: на известковом заводе был, но выжил. Спал в бараке придурни — сучьем бараке. Значит — сука… Но мы к этому отношения не имеем. Не наша это работа. Ясно? Иди, фраер, и не балабонь, ежели жить хочешь…

Подавленный, обессиленный Пивоваров брел к кухне. Ветер хлестал в лицо, сдавливал дыхание, силился опрокинуть.

— Лечь бы на этот ветер, на косматые волны поземки, — думал Пивоваров. — Ведь, пожалуй, если распахнуть бушлат, раскинуть полы, то понесет во тьму, в избавление…

Долго мерз в очереди у крохотного оконца кухни. Постепенно начала светиться южная часть неба. Поблекли низкие северные звезды. Над крышами бараков задрожали неоновые сполохи северного сияния.

Оставалось еще человек пять-шесть до окошка раздачи, когда в очереди увидели приближающуюся лавину толпы. Очередь замерла. И вдруг кто-то надрывно крикнул:

— Резня!

— Резня…аааааа! — подхватили кругом. — Спасайся! Резня…аааа!

Все ринулись в разные стороны. Побежал и Пивоваров. А вслед за ним надвигался, настигая, черный гудящий шквал. С кучкой других людей Пивоваров успел прижаться к стене барака. Будто одержимая амоком толпа пронеслась мимо. Возле барака «законных» воров она остановилась. Зазвенели стекла. Затрещали рамы…

Воры по-видимому ждали нападения. Двери были заперты, забаррикадированы, свет потушен. Оконные проёмы ощетинились изнутри частоколом досок и жердей с гвоздями от разобранных нар.

Толпа осаждавших росла. Из орущих глоток разъяренных людей рвался морозный пар. Крутая, отчаянная, хриплая многоголосая брань как бы заполнила все вокруг. Недалеко от Пивоварова неистово орал и бешенно дергался знакомый бригадир Митин.

— Аааа! — кричал он. — Волоки бревно, братцы! Бревно, говорю! Наша возьмет! Кишки выпустим! Хари скосорылим!

Пивоваров видел злобно искаженное лицо бригадира, выпученные глаза, лязгающие зубы, черную грязную злобную пасть, изрыгающую поток словесной дряни.

— Ааааа! — все больше стервенея выдыхали кругом.

— Бей! Рви! В душу! В рот! В потрох! В селезенку… мать!

Сотни обезумевших глоток изрыгали всю боль и ярость, ненависть и беспощадность, накопленные за годы, за десятилетия жестоких страданий. Казалось, что этот низкий, хриплый рёв прогнал мороз и утихомирил ветер.

Откуда-то притащили бревно. Десятки рук обхватили его. Всей оравой с разбега бросались на дверь.

— Раз, два, взяли! Еще раз, дружно! Разом! Рвем! Бьём!.. Грызём!..

Дверь высадили. Вместе с бревном в дверной проём хлынули обезумевшие мстители. Вспыхнул свет.

Пивоваров увидел поток наступавших, их набрякшие, задыхающиеся лица, вытаращенные глаза, трудное дыхание.

— Аааа! Ааааа!

Крик стал еще более неистовым. Это были уже не человеческие голоса, а рев первозданной стихии, черный смерч, взметнувшийся до неба. Казалось, вся таинственная мощь жизни воплотилась в жутком реве, крике, хрипе, ругани.

Видно было как первых нападавших сбили с ног досками и кольями. Бревно уронили, но под напором толпы, прикрываясь телами сраженных, наступающие оттеснили «законных» воров вглубь барака и хлынули в его грохочущее чрево.

В оконный проем увидел Пивоваров Клыка и сцепившегося с ним бригадира.

— О-о-о-ох! — выдыхал бригадир в упоении и бил Клыка в лицо, в живот, в пах.

Клык смотрел побелевшими, вылезшими из орбит глазами и хрипел, дергался. Окровавленными руками он тянулся к горлу противника. Спустя мгновение Клыку удалось вонзиться когтями в лицо врага. Однако, несмотря на такую удачу, Клык был обречен. С висков по лицу текла темнокрасная кровь.

— Убью, сука! — хрипел Клык, пытаясь оторваться от бригадира. — Воры, на помощь! — завизжал он вдруг. — Спасите, воры!

Это был тщетный призыв. Число сук значительно превышало число «законных» воров. Бригадир бил и бил Клыка кулаками, ногами, головой.

— Э-э-э-эх! — выдыхал он после каждого удара.

— Ас! Аааа! — вопил он, лязгая зубами. Стервенея от вида и запаха крови, бригадир, прежде чем сбить Клыка с ног, вцепился в его горло зубами и уже затем упал вместе со своей жертвой. Сразу же их подмяла толпа. Видно было как люди топтались и прыгали на лежащих телах.