Подкидыш - [14]

В спальне по приказу жениха и невесты стены были расписаны красными и желтыми розами и зелеными лозами Полог и покрывала для постели, которые Элеонора привезла с собой, были сделаны из желто-малиновой полосатой ткани на шелковой подкладке. А еще у девушки были две зеленые подушки, расшитые желтыми и белыми маргаритками, эти под ушки она бросила на свой маленький, окованный серебром дубовый сундук с одеждой, превратив его тем самым в удобную кушетку. С натянутой на окна промасленной парусиной, которая пропускала свет предохраняя в то же время от ветра и дождя, и с постоянно горевшей жаровней, наполненной древесным углем, спальня скоро стала самой светлой и уютной комнатой во всей усадьбе. Так и не обнаружив крытой галереи, Элеонора решила использовать опочивальню не только по её прямому назначению, но и как гостиную. Это было единственное место в доме, где хватало света и можно было работать в те дни, когда погода была слишком плохой, чтобы держать ставни открытыми.

Обсуждая домашние дела и хлопоча по хозяйству, Элеонора и Роберт, естественно, проводили много времени вместе, и порой девушку приятно удивляли слова и поступки жениха, свидетельствовавшие о его образованности и хороших манерах. Когда появлялась возможность, он приглашал её покататься верхом, чтобы получше познакомиться с поместьем, во время таких прогулок он считал себя самым счастливым человеком на земле. Правя своим Додменом, со щенком, которого она назвала Гелертом и который обычно устраивался на седле перед ней, Элеонора следовала за Робертом по полям или поднималась на вересковые пустоши. Раскрасневшаяся от ветерка, со сверкающими глазами, девушка упивалась свежим воздухом, который действовал на неё как доброе вино. Роберт пускал старого Сигнуса легким галопом, чтобы не опережать коротконогого Додмена, и с обожанием взирал на свою невесту Он боготворил её и отдал бы жизнь за то, чтобы угодить ей, но угодить Элеоноре было нелегко. Она могла смеяться имеете с ним или даже над ним, охотно обсуждая, что еще нужно сделать, чтобы дом стал веселым и светлым, а в следующий миг вдруг словно отдалялась от Роберта и смотрела на него холодным, почти презрительным взглядом.

Юноша не знал, чем были вызваны такие быстрые перемены её настроения, но любовь Роберта не становилась от этого меньше. Королевы и богини, как известно, всегда капризны. Что же до Элеоноры, то она не могла так быстро забыть свой прежний дом и надежды, с которыми ей пришлось проститься и о которых ей неожиданно могла напомнить любая мелочь. Катаясь по полям и вересковым пустошам, она все-таки чувствовала себя почти счастливой, и на душе у неё становилось лете – ибо трава и вереск в Йоркшире пахли почти так же, как трава и вереск в Дорчестсршире, и под синим куполом неба девушка могла вообразить, что опять очутилась дома и что все в порядке.

Вечером третьего ноября Элеонора стояла, вся дрожа, возле красиво убранной постели, пока Габи снимала со своей питомицы роскошный свадебный наряд. Комнату освещали прелестные восковые свечи, и вся она была напитана ароматами благовоний, а под простынями супружеского ложа были рассыпаны засушенные лепестки роз, ибо Габи твердо решила сделать для своей госпожи все так, словно та выходила замуж за настоящего лорда. Габи хорошо поела и еще лучше выпила за ужином, после возвращения из городского храма Святой Троицы, и сейчас глаза у толстухи были на мокром месте, а щеки пылали, пока она раздевала свою госпожу.

– Вы сегодня выглядите как королева, моя маленькая леди, – говорила Габи, стягивая с Элеоноры через голову красное бархатное платье, отороченное мехом. – Я всегда знала, что вы станете красивой женщиной, но никогда еще вы не были такой прелестной, как сегодня. Да и муженек ваш в свадебном наряде смотрится как настоящий мужчина. Даже Жак сказал, что нам нет нужды стыдиться нашего нового господина, хотя все мы и служили раньше у лорда Эдмунда.

Элеонора промолчала, не особенно вслушиваясь в болтовню Габи; а та уже сняла со своей госпожи нижнюю юбку и все белье и начала надевать на девушку ночную рубашку. Но мысли Элеоноры были далеко отсюда, хотя она и понимала, что грешно, очень грешно думать о таком в первую брачную ночь. И всё же девушка не могла совладать с собой и запретить себе представлять, как все это было бы, если бы она выходила замуж за Ричарда. «Я бы не боялась так, если бы ждала его, – думала она. – Я была бы так горда и счастлива... Но сегодня, через несколько минут, в этой комнате появится Роберт, нас оставят вдвоем, и все надежды рухнут... Я буду принадлежать ему до могилы...»

Габи вытащила шпильки из прически Элеоноры, и волосы девушки рассыпались по плечам. Взяв в руки щетку, Габи сказала:

– Какие чудесные у вас волосы, дитя мое, мне всегда жалко было прятать их под покрывалом. Теперь ваш муж увидит их во всей красе – и будет единственным мужчиной, которому дозволено ими любоваться. Будем надеяться, что он оценит их по достоинству. Вы только посмотрите на них, гладкие и блестящие, как вороново крыло! Ну, теперь, я думаю, вы готовы, мое сокровище. Можно их всех звать?