Подкарпатская Русь - [68]
Вкогтилась в крутой его локоть обеими руками, прямо в зрачки уставилась умоляюще:
– Возьми… Возьми тёзке к свадьбе хоть заушницы[79].
– Да не-е… этого… Этой канители у Марички досталь… Не рви… Не жги нервы… Успокойся… Ну успокойся…
И он, мягко высвобождаясь из её слабеющих рук, пятясь, стараясь не наступить на рассыпанные по полу тускло кровяневшие побрякушки, покосолапил к выходу.
В ночь.
38
Плуг да борона сами небогаты,
да весь свет кормят.
И в наше оконце засветит солнце.
А утром чем свет притихлая от горя баба Любица, Петро и Иван посыпали в полицию.
За квартал до полиции их нагнал «черный воронок». Остановился.
– Джимка! Джимка! – вальнулась баба Любица к парню за рулём. – Каким ветром тебя надуло!? А но выручай! У нас дедо пропал. Не сночевал дома!
– Не ночевал… Это, бабуленция, ещё не повод для паники… Какой-то озорной пострелун попался вам, бабунька. – Скучная, вязкая усмешка блудила на тонких искусанных посинелых губах парня. – Может, к какой подмолодке где припарковался там…
– Не в час ты с шутоньками… Уши вянут… Так-таки ты ни холеры про деда и не знаешь?
– Я и не знаю! – лениво хмыкнул Джи.
– Что с ним? Где он? – заторопилась словами баба Любица.
– Где… Дальше фазенды под бетонной плитой не ускачет…
– Говори же! Говори же, что с ним!
– С ним всё в абажуре. Полный окейка! – Посуровев внезапно, меж зубов пустил Джи: – И отвянь от меня, прелая морковина, с допросом…
Старуха враз примолкла, сжалась и маленьким комочком закатилась за братушков. Спряталась.
Так за широкие родные спины прячутся дети, когда кто-нибудь чужой нашумит на них или покажется им страшным.
Помолчав, уже уступчивей, мягче спросил Джи Петра с Иваном, понравилось ли им в гостях.
– А кому не нравится гостеванье? – вопросом по вопросу скользнул Петро. И полуизвинительно, с далеко упрятанной увилистой колкостью спросил: – Можем ещё к вам приезжать?
– Ради Бога! Только… – Джи подался к другой, дальней дверке напротив и над верхом машины показалась по тот бок трембита, – только без этого сувенира. – Он трудно потряс трембитой, будто палицей вздумалось поиграть больному, хилому.
Правил Джи одной рукой. Вторая же, опущенная за дверцу, держала трембиту, так что со стороны подошедших трембиту не было видать из-за машины.
– Только без этого, – напружиниваясь, он слабо помотал трембитой стоймя, – только без этого!
Баба Любица, Петро и Иван так и обмерли.
– Ты что же, арестовал её, что ли? – смутился Иван.
– При чём тут арестовал? Просто слегка изолировал от ёбщества.
– За что?
– Будет наперёд знать, кому подыгрывать… А то вчера подыгрывала пиводёрам, пардон, пиводелам. Завтра, гляди, подпоёт лётчикам… Что это ещё за концертушки?
– Помилуй! Ка-ак она очутилась у тебя? – допирал Петро. – Насколько я помню, нянько передарил трембиту Гэсу.
– Правильно. И я не позволил себе разлучить Гэса с этой дуделкой. Где эта дуделка, там ищи и Гэса.
Джи пнул трембитой в чёрный бок машины.
Только тут все увидали, как в зарешеченное оконце скомканно улыбался Гэс.
– Джи-имка! – оторопел Петро. – Иль ты выпал из ума?.. За что таковецкое ты усахарил… упаковал его туда? Что всё это значит?
– Лично для вас всё это ничего не значит и вас не касается. Через три часа вы будете в воздухе. Мы свои проблемы как-нибудь да утрамбуем сами…
Баба Любица решительно растолкала сухонькими кулачками Ивана и Петра, внырнула между ними.
– Это не разговор! Не разговор! – срывисто, храбровато посыпала словами. – Ты и Гэс родные братья, внуки мне. Ещё неделю назад вы плясали одному начальству, вместе ездили на задания. Почему же теперь ты везёшь его, – баба Любица пальцем ткнула в сторону окошка, похожего на плохо замаскированную дыру в чёрной скале, – почему же теперь ты везёшь его как преступника?
Джи вяло поморщился:
– До преступника, допустим, ему ещё далеко-о…Видишь ли, – заговорил он назидательно, – нормальных людей роднит то, что все они после дела умнеют. А этот глупка, – саданул трембитой в бок машины, – и после дела продолжает пяткой креститься. Накололся – ша, притихни, не вкручивай щетинку. А он ломится в пузырь! Подайте ему на подносе какую-то справедливость. Насточертело всё это там, – ткнул большим оттопыренным пальцем вверх. – Вот я и везу. Теперь ему, может, и подадут… Хва-а-атушки плясать на чужих нервочках… После вчерашнего, – Джи с нажимом произнёс это слово, – шеф пожелал развеяться и ли-и-иично послушает его игру уже на трембите. В трембитах шеф знает толк. Его корешки бегут откуда-то оттуда, откуда и вы, – кивнул Ивану с Петром. – Так что трембиту он понимает. Оценит и трембиту и трембача.
– И что, на этот спектаклий обязательно везти по-чёрному? – пыхнула баба Любица.
– По форме… Как положено…
Наступило давящее безмолвие.
– И всё же? – сломав тишину, медленно произнёс Иван, – Чем же провинилась трембита наша?
– А тем, что за месяц она наделала больше, чем все дипломаты во все времена, – ясно ответил из-за решётки Гэс.
39
Река не может не течь к морю.
У муравья перед смертью крылья вырастают.
Самолет летел.
Перепачканный рвотой, старик лежал, как и обещал Джимка, на верхней багажной полке, завернутый в брезент, пристёгнутый к крючьям в стенке.
Героиня романа «Оренбургский платок» – вязальщица знаменитых оренбургских платков, натура самобытная, стойкая, цельная. Писатель «разрешил» ей самой поведать о своей трудной судьбе, что придало повествованию яркую, неповторимую, пленительную выразительность.
Раньше основная часть этой книги юмора была напечатана под названием «Блёстки» в пятом томе собрания сочинений А.Н.Санжаровского в десяти томах (тринадцати книгах). Москва, 2004.
Грузинская поэма «Кавказушка» воскрешает необычные события Второй мировой войны.Простая грузинка мать отправилась на фронт к раненому сыну в Россию, под Новороссийск, и через некоторое время уже с выздоровевшим родным сыном бок о бок с русскими сражалась против общего врага на кубанской земле.За эту поэму автор удостоен Всероссийской литературно-художественной премии «Золотой венец Победы» за 2011 год (Москва).
«Неужели мы никогда не расплатимся ничем за пренебрежение к истории своей, воплощённой в конкретной старухе, старике? В единичной, частной судьбе, которая неотделима от судьбы Отечества?»Эти строки я с удовольствием взял бы эпиграфом к этой повести, настолько метко в них слита суть произведения.Простая история. Двое прожили совместную долгую жизнь. Коллективизация. Война. Оккупация. Восстановление… Жили одними заботами со страной.Нажили они семерых детей. Но брак так и не зарегистрировали. Так получалось – за неотложными делами всё некогда было.
Остросюжетный роман «Сибирская роза» повествует о трагической судьбе потомственного врача-онколога Таисии Викторовны Закавырцевой. Тридцать лет сибирская волшебница, Воительница излечивала раковые заболевания, сочетая опыт народной медицины с официальной.
Это сборник коротких рассказов в русских народных пословицах, поговорках, присловьях, приметах, загадках обо всём том, что окружает человека. Мне не хочется выводить самого человека за рамки этих своеобразных рассказов, поскольку для человека «природа не храм, а мастерская, и он в ней работник». Не потому ли народ, слагая пословицы, скажем, о зверях или птицах, не забывал в этих пословицах и самого человека?Примета - дитя опыта. Многовекового опыта народа.Она заслуживает глубокого внимания и изучения.Анатолий Санжаровский.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!