— Вовка молчит, а Юлькин Серега скрипит зубами, вспоминая тебя, — смеется. — Что ты ему сделал тогда? — интересуется, не обращая внимания на напряженно вслушивающуюся маму.
Пожимаю плечами, косясь на недовольную чем-то Екатерину Федоровну. Отпивая чай, прислушиваюсь к болтовне Маринки, а сам гадаю: «Почему такое настороженное отношение ко мне ее матери?» Такой характер? Это объясняется поведением Маринки. Она не принимает во внимание и игнорирует мамино поведение. Или той нравится предсказуемый Вовка? Кажется более перспективным и надежным будущим зятем? Возможно, даже, она слышала что-то негативное обо мне.
«А в качестве кого я сам вижу Маринку?» — пришла мысль. Совсем недавно я твердо считал, что Маринке будет лучше с Вовкой. Что-то изменилось? Нет. Вероятно, я просто хочу «трахаться», а ближе и доступней Маринки никого нет, поэтому мне эгоистично наплевать на их отношения и будущее.
Понимаю: «Опять внутри меня происходит борьба между гормональными эгоистичными желаниями подростка и памятью умудренного опытом человека». «А что мне может подсказать будущий опыт?» — задаюсь вопросом. Железобетонный тыл мне может обеспечить жена, типа Ольги с туристического слета или Таньки из лагеря. Такие женщины способны взойти на костер ради любимого или, как минимум, отправится в Сибирь. Однако любовь, насколько знаю, быстро проходит. Смогу ли поддерживать такие отношения долгие годы? Одноклассницы — Маринка и Танька сохранят свою женскую привлекательность до старости, насколько помню. Танька способна создать крепкий тыл, судя по характеру. А как сложится моя вероятная жизнь с импульсивной, порывистой и энергичной Маринкой? «Мы выбираем, нас выбирают».
«Может, зря все усложняю?» — появляется подленькая мысль. Пусть все идет так, как идет. Пока о ближайшем будущем ничего не известно буду поддерживать прежние неопределенные отношения со всеми девчонками. При случае тайно встречаться со всеми, не мешая их прежним отношениям с ребятами. А свои желания и потребности — подавлять, стиснув зубы. Похоже, это самое верное решение.
«Но может, я ошибаюсь в своих оценках?» — оправдываю мысленно себя. Ведь совсем недавно был уверен, что знаю одноклассниц. Таньку считал расчётливой стервой, а оказалось, что она готова ради меня пойти против матери и меркантильного расчета. Полагал, что Маринку не интересует ничего кроме танцев и ее Вовки. Но стоило ей сойтись ближе со мной, как девчонку словно подменили. Какая энергия высвободилась, сколько радости у нее видел каждый день в школе! Куда делась ее привычная сдержанность и незаметность? «А может, я и сейчас ошибаюсь?» — снова приходит мысль. Сколько раз я убеждался, что женщин понять не возможно. У них совсем другой образ мышления и полное отсутствие логики.
— Сережа, а что ты принес за свертки? — отвлек меня от размышлений вопрос Екатерины Федоровны, — я часть сложила в прихожей.
— А! Это я Маринке купил, — вспоминаю про забытые подарки и встряхиваю головой, отрешаясь от посторонних мыслей.
Женщина удивленно смотрит на меня, а Маринка вскидывается, прервав рассказ о девчонках «Вдохновения»:
— Какие свертки?
Вскакивает и вылетает из кухни. Похоже, она даже не заметила, что я явился не с пустыми руками.
— Марина! — вскрикивает укоряюще ее мать.
Через некоторое время из глубины квартиры доносится восторженный Маринкин вопль:
— Мама! Иди скорее сюда! Смотри, что мне Сережка принес!
Екатерина Федоровна поднимается, разводит в недоумении руками, и виновато улыбнувшись мне, выходит на зов дочери.
— Марина! — слышу ее возмущение в голосе, — что ты творишь?
Поднимаюсь и иду к Маринкиной комнате. По ее комнате, похоже, промчался локальный тайфун. Везде валялась оберточная бумага, целлофановые пакеты вперемешку с предметами женской одежды. Маринка восторженно рвала пакеты, выхватывала новую вещь, рассматривала или прикидывала на себя, вновь рассматривала, откидывала и в нетерпении тянулась за следующим пакетом. Ее мама стояла в дверях и осуждающе качала головой. Я стоял за ее спиной и любовался по-детски непосредственной и радостной Маринкой.
Та заставила нас войти в комнату и прикрыть дверь. Ей понадобилось второе зеркало на двери. Когда свертки кончились, Маринка стала вновь прикладывать отдельные вещи на себя, разглядывая так и этак себя в зеркала. Причем старалась, похоже, глядеть в оба одновременно. Иногда пыталась дефилировать по комнате, раскидывая ногами валяющуюся оберточную бумагу. Последними из верхней одежды были женские джинсы. «Вроде бы чуть длинны», — отмечаю про себя. Отложив джинсы, Маринка взяла пакеты с нижним бельем и колготками. Взглянув на маму, виновато посмотрела на меня и со вздохом отложила. Снова схватила женский демисезонный плащ светлого бежевого цвета и приложила к себе:
— Мама! Ты посмотри, какая прелесть!
Крутнулась вокруг себя, стараясь увидеть себя в оба зеркала.
— Сколько же все это стоит? — ужаснулась Екатерина Федоровна, обернувшись ко мне.
— По деньгам, — отвечаю неопределенно, — я могу позволить себе покупать такие вещи. Посмотрите, как Маринке все идет. Угадал с размерами, — отвечаю удовлетворенно. — Только джинсы, вероятно придется подогнуть, — предполагаю.
