Подержанные души - [98]

– Моя фамилия не Ринпоче. Это титул.

– Но вы же и не художник-криминалист, правда? – прошептал в ответ Ривера. – Я забыл вашу фамилию.

Раненая нога Мятника Свежа была забинтована и лежала на вытяжке так, чтобы колено оставалось согнуто под прямым углом. Изголовье больничной кровати ему приподняли почти на тридцать градусов, и другая его нога на полтора фута торчала в воздух. Когда они вошли, он улыбнулся. Лицо у него начало сереть.

– Херня какая-то, – произнес Мятный. – Помираю тут, а у меня нога замерзла.

Одри попыталась укрыть ее одеялом, но с одной поднятой ногой это не получалось – сверху одеяло сползало с него до пояса. Одри стащила с себя свитер и обмотала им ногу Мятнику.

– Пока не добудем у сестры еще одеяло.

– Спасибо, – ответил дылда.

– Как дела? – спросил Чарли.

– А как у вас были, когда это с вами случилось? – Мятник посмотрел на Одри. – Вы только не суйте меня в какую-нибудь из тех ваших жутких куколок, как его засунули, просто дайте мне уйти, слышите?

– Ох, простите меня. – Одри обняла его торчащую ногу. – Я не знала. А то предупредила бы вас. Я видела, как они становятся сильней с каждым из Беличьего Народца, кого жрали. Это был такой ужас. Я же не знала, что вы пойдете с ними сражаться. Я не знала.

– О чем это вы толкуете?

И она рассказала им о нападении на буддистский центр, о том, как Морриган росли и обретали плоть, истребляя Беличий Народец. Рассказала о том, как Яма ее освободил, спас от Морриган, и передала то, что он говорил о попытках установить новый порядок.

– Он тебя просто взял и отпустил? – переспросил Чарли.

– Кто такой, блядь, Яма? – спросил Мятник.

– Мужчина в желтом, – ответила Одри. – Он – буддистское олицетворение Смерти. Легенда гласит, что он был монахом, которому сказали, что если он – станет медитировать пятьдесят лет, то достигнет просветления, поэтому он ушел в пещеру в горах и медитировал там сорок девять лет и триста шестьдесят четыре дня, а в последний день в пещеру нагрянули грабители с быком, которого украли, и отрубили тому быку голову, а когда монах попросил его пощадить, ему отрубили голову тоже. И переродился он уже как Яма – могущественное демоническое божество, и голову быка он приставил к собственному телу и поубивал тех грабителей. И стал первейшим владыкой Смерти, защитником буддизма. Он один из тех бесов, на которых нам велят не обращать внимания, когда мы готовимся провожать людей через “бардо” – от жизни к смерти.

– Яма, а? – вымолвил Мятник Свеж.

– Да, мне так жаль. Нужно было все вам рассказать с самого начала.

– Это ничего. Как насчет ногу мне отпустить?

Одри обнимала ему икру и стопу, пока рассказывала всю историю Ямы, и теперь ей было не только совестно, но и немного стыдно.

– Но ты все-таки обратила на него внимание, верно? – спросил Чарли.

– Если честно, я его до этого самого мига толком и не помнила. Бессмыслица какая-то, да?

– Да нет, Одри, – сказал Мятник. – Он на людей умеет какие-то чары наводить. Парнишка у меня работал, так он от этого весь слюнями истек – все спрашивал у меня, куда делись мои сосуды души. Тут-то я и понял, что с ним что-то не так. Эбанамат этот с раннего детства был пронырой.

– Простите? – уточнил Чарли.

– Яма – мой двоюродный.

– Стойте, – сказала Одри. – Что?

– Может, теперь-то он Яма, но когда мы с ним водились, звали его Лимоном и он мне был двоюродный брательник.

– Лимон Свеж? – переспросил Чарли. – Так это не кличка, которую вы просто так сочинили?

Ривера отвернулся и попробовал спрятать улыбку.

– И ничего тут нет смешного, – произнес Мятник. – Лимон нередкое имя было в те дни в Луизиане. А я тут помираю.

– Он говорил, что просто пытается установить новый порядок, – сказала Одри, лишь еще больше встревожившись. – Да и мы сами считали, что это так. Часть цикла, часть колеса жизни и смерти… Верно?

– Одри, – произнес Мятник Свеж, и веки у него немного затрепетали. – Не хочу никого из вас поторапливать, но жить мне осталось, наверно, не так долго, поэтому если вы нам просто расскажете…

– Кажется, я сообщила ему, что потерянные души – на мосту, – произнесла Одри.

Мятник Свеж перевел взгляд с Чарли на Риверу и снова на Одри.

– Мне кто-нибудь собирался что-нибудь рассказать?

– Я собирался, – ответил Чарли, – но сам узнал только вчера днем, а с тех пор все зашевелилось как-то очень быстро. А вы намеревались поставить нас в известность, что новая угроза действительности в известном нам виде – ваш двоюродный брат?

– Не чморите меня, Чарли, я умираю.

– Нельзя все время с карты смерти заходить.

– Не хочу я заходить ни с какой карты смерти. Но карту смерти и без нас разыграли. Просто дайте мне уйти хоть с каким-нибудь достоинством. – Он закрыл глаза, прерывисто вздохнул.

– А не заправлять нам, как арапа?

Один глаз у Мятника Свежа распахнулся – его смерть с достоинством отложилась из-за того, что его поймали с поличным.

– Знаете, Ашер, только то, что у вас теперь бицепсы, не дает вам права так со мной разговаривать.

– Ваш двоюродный?

– Он мне книгу прислал, ничего? Двадцать с лишним лет назад он меня ввел в Торговцы Смертью, а потом пропал. Я только по тому понял, что он в городе, что он ездит все на том же своем драндулете, “бьюике-роудмастере”. Плюнул бы, да у меня во рту пересохло.