Поддельный шотландец. Дилогия - [99]

   Прервав его многословные разглагольствования на отвлечённые темы, я перевёл разговор в более практическое русло. Ведь этот человек провёл в местных тюрьмах более пяти лет и знал многое из того, что полезно было бы знать и мне. Так что разговор наш был хотя и недолгим, но очень информативным.

   Мне не составило труда пообещать ему всемерную поддержку, если он только уговорит Катриону принять её. Пока же я отдал ему почти всю имеющуюся наличность -- три серебряных шиллинга и горку меди, в которой преобладали двухпенсовики, примерно на такую же сумму.

   МакГрегор всё ещё рассыпался в благодарностях, когда Престонгрэндж появился в дверях и любезно пригласил меня проследовать из приёмной в кабинет.

   --  Я буду ещё некоторое время занят неотложными делами, -- сказал он извиняющимся тоном, -- а чтобы вы не сидели без дела, я хочу представить вас моим трём прелестным дочерям, о которых вы, может быть, слышали, так как они, пожалуй, гораздо более известны в обществе, чем их скучный отец.

   Он провел меня в длинную комнату, помещавшуюся этажом выше, где за пяльцами с вышиванием сидела худощавая старая леди, а у окна стояли три самые красивые девушки из виденных мною до сих пор в Шотландии, так мне, по крайней мере, показалось на первый взгляд.

   --  Это мой новый друг, мистер Бэлфур, лэрд Шос -- сказал прокурор, введя меня под руку. -- Дэвид, это моя сестра, мисс Грант, которая так добра, что заведует моим хозяйством, и будет очень рада, если чем-нибудь сможет помочь вам. А вот, -- прибавил он, -- обращаясь к молодым девушкам, -- вот мои три прекрасные дщери. Как вы находите, мистер Дэвид, которая из них лучше всех? Держу пари, что он никогда не дерзнет ответить, как честный Аллан Рэмси!

   Все трое, а также старая мисс Грант громко возмутились против этой выходки. Честно говоря, я не понял, о чём собственно идёт речь, из стихов этого шотландского поэта мне вот так сходу вспомнилось только одно четверостишие:

   "Излишества людей лишают сна:

Всегда, во всем воздержанность нужна."

   Но в нём явно шла речь не о выборе лучшей среди красавиц. Но по реакции дамы и девушек нетрудно было понять, что речь идёт о чём-то слегка пошлом. Они бранили отца семейства, одновременно подхихикивая над только им понятной шуткой.

   Решив не ударить в грязь лицом, я тут же вставил с нарочито унылым видом:

   -- Прошу простить мою необразованность, но мои учителя предпочли заполнить мои мозги в основном христианскими псалмами и латинской грамматикой, а не современной поэзией, -- затем, почти искренне вздохнув, продолжил, -- но я помню, что подобная моей ситуация весьма плачевно закончилась для древнегреческого героя Париса и заранее очень опасаюсь оказаться в его положении.

   Все опять весело засмеялись. Было сразу заметно, что в этой семье скучать не принято. Они все ещё смеялись, когда Престонгрэндж вышел из комнаты и оставил меня развлекать женщин в одиночку. Ну тётя, положим, сидела за своим вышиванием и только иногда поднимала голову и улыбалась, но барышни, в особенности старшая, притом и самая красивая, оказывали мне большое внимание. Вероятно я им был интересен тем, что сильно отличался от прочих знакомых им дворян явным пренебрежением буквой этикета, но без налёта глупости или грубости, свойственной простонародью. Как говаривал в шутку Алан: "ты высказываешь порой такою небрежность в обращении, как будто в твоём роду были сплошь герцоги, а то и короли". И робость в общении с женщинами мне никогда не была свойственна, что наверное смотрелось необычно с учётом возраста Дэви. Уж он-то до моего здесь появления был телок-телёнком. Сейчас бы наверное изрекал что-то в диапазоне от бе до ме, или вообще полностью онемел от робости.

   Когда разговор зашёл о музыке, то старшая из сестёр села за клавикорды, на которых играла мастерски, и некоторое время занимала нас игрой и пением шотландских и итальянских мелодий. Это придало мне ещё немного развязности, и, припомнив мотив, которому Алан учил меня в пещере близ Карридена, я решился тихонько просвистеть несколько тактов и спросить, знает ли она его.

   Она покачала головой.

   --  Никогда раньше не слыхала, -- отвечала она. -- Просвистите-ка его до конца... Повторите ещё раз, -- прибавила она, когда я просвистел.

   Она подобрала мотив на клавикордах; сейчас же, к моему удивлению, украсила его звучным аккомпанементом и, играя, стала петь с очень комичным выражением и настоящим шотландским акцентом:

   Ферно ли я потобрала мотив,

   То ли это, что вы мне швиштали?

   -- Видите ли, -- прибавила она, -- я умею сочинять и слова, только они у меня не всегда рифмуются. -- Потом продолжала:

   Я мисс Грант, прокурорская дочь.

   Вы, мне сдаётся, Дэвид Бэлфур?

   Я сказал ей, что искренне поражен её музыкальными талантами.

   --  Как называется ваша песня? -- спросила она.

   --  Я не знаю её настоящего названия, -- отвечал я, -- и называю её "Песнью Алана", по имени горца, от которого услышал её впервые.

   Она взглянула мне прямо в глаза.

   --  Я буду называть её "Песнью Дэвида",  -- сказала она. -- Впрочем, если песни, которые ваш израильский тёзка играл Саулу, хоть немного походили на эту, то меня нисколько не удивляет, что царь не сделался добрее: уж очень это меланхолическая музыка. Ваше название песни мне не нравится. Если вы когда-нибудь захотите услышать её снова, то спрашивайте её под моим названием.