Подбельский - [21]
— Я не вижу другого выхода, как купить бумагу у этого мерзавца, — говорил Голенко.
— Нет, мы не имеем права этого делать, — горячо возражал Подбельский. — Помимо того, что за эту бумагу с нас и так сдирают, мы еще должны будем выбрасывать обрезки, а это почти седьмая часть всей бумаги.
Склонные уже было согласиться с мнением Голенко, редакторы «Социал-демократа» заколебались.
— А что, Вадим Николаевич, если тебе взяться за организацию выпуска газеты? — неожиданно спросил Осип Пятницкий. — Опыт у тебя есть, человек ты энергичный, горячий…
В тот же день Подбельский предложил Московскому комитету:
— Мы должны во что бы то ни стало добиться от Московского Совета, чтобы нас прикрепили в обязательном порядке к одной из типографий. И думаю, что лучше всего к Левенсону. Следует не только обязать его печатать газету, но просто вселить нас в одно из занимаемых им зданий. Почему «Московские ведомости» и другие издания могут там находиться, а мы нет? Попробую поговорить с Левенсоном.
Вадим Николаевич пришел в Трехпрудный к Левенсону, владельцу крупнейших типографий Москвы.
За небольшим письменным столом сидел довольно плотный, пожилой человек. Его шею туго облегал крахмальный воротничок. Пушистая, немного вьющаяся борода была коротко подстрижена. Из-за пенсне смотрели злые глаза.
— Слушаю вас, — небрежно сказал Левенсон.
— Буду краток, Александр Александрович. Я пришел к вам как представитель Московского комитета большевиков и редакции «Социал-демократа».
— Чего же вы хотите от меня? — пренебрежи тельно спросил Левенсон, которого в Москве считали королем полиграфистов.
— Мы хотим, чтобы вы печатали в своей типографии нашу газету…
Прошло не меньше минуты молчания, прежде чем Левенсон пришел в себя.
— Вашу газету? Не могу! — Он развел руками. — Я перегружен заказами. Вся продукция моих типографий заарендована Всероссийским земским союзом…
«Знаем, в чем дело, — не хочешь с большевиками дело иметь. Боишься. От хозяина, печатающего большевистскую газету, могут отказаться заказчики. Да и потом, как на это будут смотреть официальные власти?..»
Вадим Николаевич знал всю подоплеку отказа и все-таки решил настоять на своем.
— А если мы согласимся на ваши условия? — спросил он.
— Даже если бы они были кабальными? — не удержался от саркастического вопроса Левенсон.
— Да, если вы способны на это.
— Не могу!
— И это категорически? — еще раз спросил Подбельский и поднялся с кресла. — Тогда вот что — продайте нам немного газетной бумаги…
— Бумаги?! А ее у меня нет. Вся газетная бумага, которая лежит на моих складах, принадлежит «Московским ведомостям». Вот у них и просите.
Вадима Николаевича раздражало надменное поведение этого человека.
— Господин Левенсон, ваше упорство может вам обойтись дорого… Не думайте, что я собираюсь угрожать… Силой мы пока еще у вас ничего не возьмем. Но ваши рабочие — почему они должны печатать «Ведомости», а не нашу газету?.. Они ведь могут и отказаться так делать… Об этом вы подумали?..
На следующий день Московский Совет по предложению большевиков принял решение о временном вселении редакции «Социал-демократа» в типографию Левенсона.
Пришлось Левенсону кое-кого потеснить и нехотя принять «Социал-демократа».
— Что ж, — сказал Левенсон, когда Подбельский снова пришел к нему, — я согласился печатать вашу газету. Месяца два — не больше. Думаю, этого срока будет достаточно, чтобы приобрести свою типографию.
И все же «прописку», которую получил «Социал-демократ» в типографии Левенсона, нельзя было считать решением проблемы. Поэтому уже с первых номеров газета начала сбор средств на приобретение собственной типографии. Каждый номер выходил с крупным аншлагом; «Товарищи! Время не терпит. Организуйте отчисления и сборы на покупку типографии!» Работники Московского комитета партии вели агитацию на фабриках и заводах Москвы за сбор средств на типографию.
Интерес московских рабочих к своей газете возрастал с каждым днем. В первый же месяц ее тираж достиг сорока пяти тысяч экземпляров.
В отличие от других московских газет рабочие находили в «Социал-демократе» ответы на волнующие их вопросы. Газета выступала против империалистической войны, за организацию контроля на фабриках и заводах, за усиление большевистского влияния в Советах.
Чтобы газета без задержки попадала на московские предприятия, в провинцию, воинские части, была создана экспедиция. Фабрики и заводы выделяли своих уполномоченных, которые в определенные часы брали свежие номера газеты прямо из типографии.
Временное правительство усмотрело в пропаганде, которую вел «Социал-демократ», покушение на действия властей. Готовился запрет газеты, а пока правительство стремилось задержать ее распространение, приостановить ее влияние на массы. Было отдано распоряжение провинциальным властям уничтожать номера газеты. Их сжигали целыми пачками. Главная ставка категорически запретила распространять газету в действующей армии. Перепуганные строгим запретом из столицы, местные власти провинциальных городов присылали в издательство письма и телеграммы с просьбой приостановить посылку «Социал-демократа». Даже в киосках на железнодорожных вокзалах газету изъяли из продажи. Тираж газеты стал падать: за короткое время он снизился до тридцати тысяч экземпляров. Контора не имела денег на издание газеты. Только пожертвования московских рабочих помогали продолжать выпуск газеты.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.