Подарок командиру - [9]
— Вот, камрад, возьми, — с трудом проговорил он по-русски.
К ним подступил Ференц и, немилосердно коверкая слова, объяснил, что Иштван-барабанщик очарован игрой советского солдата и с радостью дарит ему свою скрипку. Пусть это не творение знаменитого Страдивариуса, а всего лишь обыкновенная, видавшая виды спутница его, Иштвана, молодости. Когда- то, до войны, он тоже был неплохим скрипачом, а вот теперь… Зачем она ему?
…Затем они играли впятером. А я думал о том, сколько замечательных талантов, а может быть, и гениев вычеркнула из жизни война, развязанная проклятыми фашистами!
Николай Флеров
Североморцы
В холодный и ясный день подмосковной осени, когда на лесной тропинке ранним утром прозвенит под ногою тоненькая корочка льда, а в полдень кажется иногда, что снова возвратилось лето, я вспоминаю иную осень, давнее время, заполярный край.
Осень 1944 года была на Севере необычная — не очень холодная, светлая. Снег еще не лег прочно и надолго в ягельных низинах и не закрыл макушки крохотных березок и рябин. И за туманным Кольским заливом, на Рыбачьем, думалось о Москве. Она вспоминалась тогда еще и потому, что все мы, фронтовики, где бы и кто бы ни родился и до того ни жил, кто бы и где бы сейчас ни воевал, — все мы думали о Москве, смотрели в ту сторону, где она от нас находилась. Многие не знали, что в то время были погашены кремлевские рубиновые звезды, но и для тех, кто знал об этом, знакомые темно-красные лучи все равно пробивали мрак ночи, проникали в самые дальние дали, вселяли веру в победу.
Свет их озарял и наши пути наступления 1944 года.
Имя нам было — североморцы. И уже входило в песни и с песнями выходило на морские и океанские просторы:
Североморцы, фронтовые друзья мои! Знаю, и для вас всех памятно это время 1944 года. Ведь нам до того еще не приходилось освобождать свои и чужие города. Правда, мы и не отступали. Северный флот не сдавал немецким фашистам своих баз. Ведь это на Севере есть тот пограничный столб, что оставался знаком не перейденной здесь врагом границы.
Североморцы… Вижу их, боевых своих товарищей, вижу и не знаю, как же рассказать о них, если одних Героев Советского Союза за годы Великой Отечественной войны на Северном флоте было более восьмидесяти человек, а летчик Борис Сафонов и катерник Александр Шабалин удостоены этого звания дважды. Дважды получил звание Героя Советского Союза и разведчик Виктор Леонов (второй раз за подвиги в войне с империалистической Японией). А ведь отважными и смелыми людьми, героями боев здесь были все.
Может быть, рассказать о самых ярких победах, о самых необыкновенных человеческих судьбах? Но о них давно уже написаны книги…
Я вновь и вновь перелистываю пожелтевшие от времени страницы фронтовых блокнотов. И нахожу иной раз наскоро сделанные в разное время записи, и думаю, что ведь не сразу пришел он к нам на Север, октябрь 1944 года. Мы готовили его, готовили долго, настойчиво. И мы верили в него за много месяцев и дней до того, как над Мустатунтури запылало пламя артиллерийской подготовки перед наступлением.
И как же не вспомнить мне нынче, что было задолго до 1944 года, — припорошенный майским снегом северный аэродром, застывшие в торжественном молчании ряды летчиков-североморцев и их командир, вставший на колено и целующий шелк врученного только что полку гвардейского Знамени. А за пять минут до того мы с командиром жали друг другу руки, и я всматривался в широкое, чуть скуластое, с добрыми светлыми глазами лицо этого человека, имя которого — Борис Сафонов — было уже известно всей стране.
Борис Сафонов! Фашистские асы не решались идти в открытый бой, если в воздухе был «Сафон», как они его называли.
В победном нашем наступлении 1944 года была немалая доля заслуг Бориса Сафонова и его полка, хотя самого командира к тому времени давно уже не было в живых. Он погиб над северными штормами, сбивая фашистский самолет. Всего им лично и в групповых боях было сбито тридцать девять самолетов противника.
Как же не вспомнить мне и не сказать о своем друге, теперь уже и по писательскому перу, Герое Советского Союза Сергее Курзенкове, человеке поистине легендарной судьбы, ибо не часты случаи, подобные пережитому им. Сергей, раненный в одном из воздушных боев, с трудом выбросился из горящего самолета с парашютом. И тут же камнем рухнул вниз: у парашюта были перебиты лямки. Гибель неминуема, мгновенна. Падение. Удар… Но что это? Сознание возвратилось к Сергею. Это не конец. Он жив. Он упал на снежный наст склона сопки. Скольжение уменьшило силу удара при падении. Курзенкова нашли, удачно оперировали. И когда мы теперь встречаемся с ним, то всегда вспоминаем Заполярье. А еще — Бориса Сафонова. Это командир Курзенкова, любимый человек и товарищ. И тогда я опять вижу весну 1942 года, майский аэродром и высокого, крепкого в плечах, богатырского сложения человека о мягкой улыбкой на удивительно приятном лице, сжимающего в руках древко гвардейского Знамени.
