Подарок ко дню рождения - [3]

– Я слышал, как кто-то говорил о его деятельности по радио, – подтвердил я.

– Да. В общем, Джек сказал, почему бы не пойти и выпить задаром, что означает влить в себя ту комариную мочу, которая сходит за «Совиньон» в Юбилейном зале. Как бы то ни было, я отправился вместе с ним. Ответственным за сбор средств был человек по имени Джерри Фернал, но я с ним так и не познакомился. Зато подружился с его женой.

Айвор слегка улыбнулся своим воспоминаниям.

– Продолжай, – попросил я.

– Ты знаешь, как поражают такие вещи. Она является обладательницей одних из самых совершенных ног, какие я только видел. Они такой длины, что могут поспорить с ростом некоторых женщин. А шелковистые длинные волосы светло-русого оттенка достигают талии, и еще масса других достоинств. Я не стал терять время. Подошел к ней и сказал: «Я Айвор Тэшем. Как поживаете?», и она ответила: «Хиби Фернал. Очень хорошо, спасибо, гораздо лучше, чем пять минут назад». Такая женщина мне по сердцу, подумал тогда я, поэтому, кивнув на настенный монитор, заметил: «Видите вон тот зеленый экран? Примерно через пять минут зазвонит колокол и появится надпись белыми буквами «Голосование», и мне придется вас покинуть». – «Тогда лучше я дам вам мой номер телефона, да? – спросила она. – У вас хорошая память?» «Прекрасная», – ответил я, и как только Хиби продиктовала мне номер, появился зеленый колокол. Я сбежал вниз по лестнице и всю дорогу по Вестминстеру повторял снова и снова этот номер под звон колокола на голосование. Я взбежал по лестнице, пересек коридор и очутился в лобби. Я все еще твердил про себя этот номер, когда пошел голосовать, пока мне не удалось схватить какой-то клочок бумаги и записать его.

Вот так все началось. Я позвонил ей на следующий день. Нам удается встречаться примерно раз в две недели, и мне придется что-то с этим сделать, а пока не сможешь ли ты одолжить мне ваш дом на ночь пятницы где-то в районе семнадцатого мая?

– Конечно, – ответил я. – По пятницам мы всегда уезжаем в Норфолк.

Я не колебался. Он был не только моим шурином, но и замечательным другом. Я не сказал себе: Айвор спит с замужней женщиной, которая живет со своим мужем, и ты это поощряешь. Мне даже в голову не могло прийти, что, позволив ему воспользоваться своим домом, я поддерживаю незаконную любовную связь. Я не подумал о том, что этим поступком буду виновен в том, что ни в чем не повинный муж будет несчастен, если узнает об измене жены, и делаю несчастным маленького ребенка, лишая его матери. Ничего из этого своему шурину я не сказал – во-первых, потому что такие мысли просто не пришли ко мне в голову, а во-вторых, такие вещи не говорят хорошим друзьям.

Наш дом в Хэмпстеде очень подходил для тайных свиданий, идеально подходил.

Айвор обычно встречался с Хиби Фернал в своей квартире в Вестминстере. Ей было далеко туда добираться, ведь она жила где-то в Западном Хендоне, на дальней стороне Северной кольцевой дороги. Айвор называл это место захолустьем, а иногда глушью. Я никогда не видел ее дома, кстати, и он тоже. Перед тем, как уехать на свидание с ним, Хиби приходилось ждать, когда сборщик пожертвований Фонда вернется домой, ведь кому-то надо было остаться с ее малышом Джастином. Айвор как-то в другой раз рассказал мне, что они с Хиби чаще занимались сексом по телефону, чем в действительности (фактически это происходило каждый день), и даже тут сталкивались с диверсией – это его выражение, секретаря министра обороны, – со стороны двухлетнего Джастина, который кричал: «Не разговаривай, мама, не разговаривай».

Я сказал, что не колебался, предоставляя ему наш дом, но одобрял ли я? Одобряла ли Айрис? Она, несомненно, этого не одобряла и так ему и сказала. Я старался не осуждать других людей, и то, что я чувствовал, не было неким моральным осуждением – скорее, чем-то близким к физическому отвращению. Я испытывал брезгливое чувство к этой девушке, этой молодой матери… не знаю, но то, что она была молодой матерью, усиливало мое отвращение. Однако это было именно так – женщина возвращалась из дома Айвора к мужу на такси, оплаченном любовником, и обманывала мужа, рассказывая о кино или об ужине с подругой. Вероятно, проходило всего несколько часов, как она из объятий Айвора падала на супружескую постель. И я просто не понимал этого. Я не понимал, почему он или она хотели продолжать такие отношения. Я бы понимал это еще меньше, если бы знал, какими вещами они занимались, их игры, переодевания и разыгрывание сцен. Айрис, которая это понимала, но не симпатизировала любовникам, объясняла мне, или пыталась объяснить, как это было. По ее словам, Хиби и Айвор нашли друг друга в целом мире, а это такая редкость, когда два человека с совершенно одинаковым вкусом, с одинаковым лихорадочным желанием, с одинаковой обжигающей жаждой встречают друг друга. Любовь? Я так не думаю. Я только знаю, что это было совсем не похоже на то, что было и есть у нас с Айрис.

Большую часть XIX века один из Тэшемов представлял в парламенте Морнингфорд. Потом наступил долгий период членов парламента – либералов, пока дед Айвора не получил в нем место и занимал его начиная с 1959 года, когда его внуку было два года, до 1974 года. Его предшественник умер, и на конференции партии консерваторов в 1987 году Айвор победил на последовавших дополнительных выборах большинством в девять тысяч голосов. Ему был тридцать один год, он был слишком молод для члена парламента, необычайно молод и очень честолюбив. Бывший президент Дискуссионного общества Оксфордского университета, он был неплохим оратором. Его первая речь была блистательна и запомнилась многим, и после этого Айвор Тэшем был готов выйти на трибуну при любой представившейся возможности, но Сэнди Кэкстон посоветовал ему не выступать слишком часто. Члены парламента отмечают излишнее красноречие и отпускают замечания по этому поводу, не всегда благосклонные.