Под звездным флагом Персея - [27]

В ночное ребятам давали коротенький казацкий пятизарядный карабин, и маленький Месяцев с ранних лет научился стрелять из винтовки.

— Вот теперь я подхожу к самому трагическому моменту моего детства, — сказал Иван Илларионович. — Однажды поздним вечером постучали в дверь. Наш дом стоял в густом саду, несколько на отлете.

— Кто стучит? — спросил отец.

— Аткрой, пажалста, сваи люди, дела есть, — ответили из-за двери с явно кавказским акцентом.

— Какое дело? — спросил отец.

— Аткрой, узнаешь, — более резко ответил голос.

Отец не открыл. Дверь запиралась на два здоровых железных крюка, сорвать их снаружи невозможно. Ходили слухи, что в округе орудует банда, совершившая несколько нападений в соседних станицах.

— Открывай! — послышался из-за двери требовательный окрик.

— Не открою, стрелять буду.

В это время сильно ударили в окно столовой и одновременно стали бить в дверь чем-то тяжелым.

Понадеявшись на крепкие запоры, отец схватил ружье и бросился к окну. А я увидел, что бандиты выбивают нижнюю филенку двери и она вот-вот вывалится в кухню. Не помня себя от страха, я схватил коротенький карабин, висевший у двери, и в мгновение ока залез в русскую печь, обращенную челом к выходу.

В столовой грохнул выстрел, отчаянно закричала мать, послышались топот и возня, упало на пол что-то тяжелое. В этот момент вылетела филенка из двери и в кухню ворвались два бандита, потом в отверстии появилась голова третьего и мне показалось, что он смотрит прямо на меня. На счастье, мой карабин оказался заряженным. Я нажал гашетку — голова исчезла!

Услышав неожиданный выстрел, бандиты бросились из столовой к двери. Я снова выстрелил. И тут случилось невероятное: вместо того, чтобы открыть дверь и выбежать наружу, они в панике, мешая друг другу, полезли через ту же выбитую филенку, а я, не целясь, ничего не сознавая, выстрелил еще и еще раз. Все исчезло. В доме наступила зловещая тишина.

Мальчик продолжал сидеть в печи, замерев, боясь шевельнуться, почти потеряв сознание от ужаса.

Наконец, когда начало чуть светать, он стал приходить в себя. Прислушался — в доме ни шороха, ни звука. Тихонечко проверил карабин — в нем остался один патрон. Выставив ствол, маленький Месяцев спустил ноги, встал на пол — тишина. Осторожно подошел к двери в столовую и заглянул. Дикий крик вырвался из его груди — отец и мать лежали недвижимо в луже крови. Бросив карабин и продолжая отчаянно кричать, он выбежал на улицу и бросился к ближайшему дому.

От мальчика долго не могли добиться толку. Он весь трясся, рыдал, захлебывался, ничего не мог объяснить, только показывал рукой в сторону своего дома. Соседи побежали туда и увидели страшную картину — родители Месяцева были зарезаны кинжалом.

Досталось и бандитам, один из них лежал убитый шагах в трех за дверью, а дальше к воротам, где они оставляли своих лошадей, тянулся обильный след крови. Видимо, кто-то был тяжело ранен.

Так в детском возрасте Месяцев остался круглым сиротой.

Долго после страшного потрясения мальчик не мог прийти в себя. У него тряслись руки, подергивалась голова и иногда, как представится ему увиденная в столовой картина, с ним случались истерические припадки.

Окончив рассказ, замолчал Иван Илларионович и глубоко задумался, видно, опять всколыхнулось прошлое. Молчали и мы, не нарушая его дум.

Наступила ночь. Все так же сверкал за окном огненный шлейф, отстукивали колеса неизменный путевой ритм, и снова неторопливо полился рассказ Ивана Илларионовича.

Об осиротевшем мальчике позаботился дядя. Он определил его во Владикавказскую гимназию, которую тот окончил в 1904 году и затем поступил в Петербургский технологический институт. Независимый характер, внутренний протест против несправедливости и насилия еще в гимназические годы определили взгляды, молодого человека, и его увлекли революционные идеи.

В Технологическом институте Месяцев вступил в социал-демократический кружок, участвовал в студенческой демонстрации на Невском проспекте и был арестован полицией. Просидел он в тюрьме, правда, недолго, но, выйдя из заключения, был вынужден, покинуть Петербург и уехать во Владикавказ, где вступил в местную социал-демократическую рабочую организацию. Здесь он активно продолжал революционную деятельность, участвуя в работе фракции большевиков Терско-Дагестанского комитета РСДРП и ведя пропагандистскую работу в воинских частях, за что снова был арестован, судим и приговорен к заключению на один год в крепость со строгим режимом.

— «Трудовое перевоспитание», — рассказывал Месяцев, — состояло в том, что нас, политических заключенных, заставляли перетаскивать камни из одного угла крепостного двора в другой. А на следующий день мы переносили те же камни обратно на старое место. И так каждый день. Своего рода психологической пыткой было заставлять нас, мыслящих и деятельных людей, выполнять тяжелую работу, подчеркнуто бессмысленную и бесполезную.

И вот эту сторону заключения Месяцев переносил очень тяжело.

А за стенами крепости видны были уходящие вдаль горные хребты, поросшие дремучими лесами; на горизонте в синей дымке в ясную погоду угадывались сверкающие вершины Кавказского хребта. Необъятные просторы и воля манили его.