Под звездным флагом Персея - [24]
Обед состоял в ухе из снетков. Мы видели, как кидали в котел глыбы льда со снетками, водорослями и прочим. «Очень вкусно», — заключает Володя в дневнике свое отношение к этому эпизоду. Мы были тогда очень голодны и съели этот обед, хотя он и побил все рекорды своим прескверным вкусом.
Но всему бывает конец, добрались мы и до Москвы, разгрузили вагон, отвезли материалы в подвал Зоологического музея Московского университета. Здесь мы могли считать законченным наше участие в первой арктической экспедиции Плавучего морского научного института.
ГЛАВА 3
★★★★★★★★★★★★
Постройка экспедиционного судна «Персей»
Яркие блики метались по стальным листам и заклепкам подволока, заливая мою небольшую каютку солнцем. В открытый круглый иллюминатор врывались потоки света, влажный воздух водных просторов и плеск волн, разбивающихся о корпус корабля.
Наверху непривычно тихо — ни грохота грузовых лебедок, ни скрипа блоков, ни топота ног. Сегодня воскресный день, заслуженный отдых, экскурсия на дальние рукава широкой Северной Двины.
Быстро одевшись, выскакиваю на палубу. Меня встречает чудесное летнее утро: небо безоблачно, легкий ветер рябит поверхность реки, придавая ей синий оттенок, волны нестерпимо ярко сверкают в лучах солнца, слепят глаза, воздух еще по-утреннему свеж.
Ледокольный пароход «Соловей Будимирович» вторую неделю стоит у стенки в Соломбале и готовится к дальнему арктическому походу.
Мы уже привыкли ж корабельной жизни и освоились с морской терминологией, хорошо знаем, что такое лоцман и боцман и кто такие лоция и девиация.
Гораздо труднее было приспособить корабль для научно-исследовательских целей. Год назад «Соловей Будимирович», затертый льдами в Карском море, перенес вынужденную зимовку. Почти весь уголь был израсходован, и летом, чтобы вырваться из ледового плена, пришлось спалить в топках котла все, что могло гореть: внутреннюю деревянную обшивку, переборки кают, палубный настил и многое другое. Во время капитального ремонта все было восстановлено в первоначальном виде. Внутренние помещения корабля сияли полировкой и свежей краской.
Ледокол предоставлялся в распоряжение Морского института только на одну экспедицию осенью 1921 года, и переделывать его помещения не разрешалось. Это очень осложняло устройство лабораторий и установку научного оборудования.
Старший помощник капитана Христиан Янович Церпе, фанатичный ревнитель чистоты и порядка, строго следил за тем, чтобы «научники не портили корабль». С утра до вечера по всему судну раздавался характерный стук его низеньких голландских сапог на деревянной подошве. Он совал свой нос в любой закоулок, проверяя, все ли в порядке: вдруг мы забили лишний гвоздь в сверкающую белизной переборку или поцарапали полировку дверей, перенося ящик с оборудованием. То и дело слышался строгий окрик старпома: «Кто ободрал поручни на трапе? Кто насорил соломой в курительном салоне (для нас это уже не салон, а биологическая лаборатория)?» Или: «Кто оставил грязные носки на радиаторе в кают-компании?»
Отрицательные стороны подготовки к экспедиции имели свое положительное значение. Наше руководство пришло к убеждению, что институт должен иметь свое специально оборудованное судно.
И. И. Месяцев случайно узнал, что в одном из рукавов дельты Северной Двины — на речке Лае, где находится старейший док деревянного судостроения (Лайский док), стоит беспризорное недостроенное судно. Разузнав подробнее, Месяцев выяснил следующее. Известный сибирский предприниматель и промышленник по фамилии Могучий начал в 1918 году строить большое деревянное зверобойное судно. Могучий уже имел зверобойные суда, и одно из них, небольшая парусно-паровая шхуна «Андромеда», участвовало в поисках пропавших экспедиций лейтенанта Брусилова и Геолога Русанова. Своему новому судну Могучий дал имя «Персей».
— Вот если бы заполучить этот корпус, — мечтал И. И. Месяцев, — достроить судно, оборудовать лаборатории, установить специальные лебедки и прочее, то на нем можно было бы с удобством совершать экспедиции, не боясь встречи с полярными льдами.
Так размечтался Месяцев, еще не видя корпуса корабля и не зная, в каком он состоянии. По примеру начальника размечтались и мы, молодежь. Последние дни только и было разговоров, что о «Персее».
В то солнечное июльское утро, с которого начинается наше повествование, и собирались участники экспедиции на речку Лаю, чтобы осмотреть стоявшее там судно.
Быть может, то знаменательное солнечное утро действительно было особенно прекрасным: ведь будущее сулило так много увлекательного!
Вскоре на реке показался быстро приближающийся к нам маленький буксирчик, который густо дымил, совсем как большой пароход. Развернувшись против течения и лихо просвистев, буксирчик подвалил к нашему борту. На носу его мы прочли название: «Меркурий». По штормтрапу спустились на его палубу и разместились на носу и корме. Все пребывали в отличном настроении.
Буксирчик оказался довольно быстроходным; поднимая форштевнем пенящийся бурун, он побежал по полноводной Двине и далее по рукавам Двинской дельты. Вскоре мы вошли в узкую, но глубокую Лаю и приблизились к знаменитому доку — сооружению, какое я вообще видел впервые. В нем стояли на ремонте четыре парусника.
