Под знаменами Аквилы - [42]

— Трус? — Салливан цокает языком, — Да будет тебе известно, нелюдь, что я в своей жизни встречался с таким ужасом, от которого бывалые ветераны в штаны от страха гадили. И побеждал.

Он вдруг склоняет голову набок, словно прислушиваясь к невидимому голосу, после чего подходит к саламандре, медленно вытаскивая из-за спины длинный нож черного цвета.

Его металл чёрен, как обломок ночного неба. Он с нажимом прижимает кончик к горлу саламандры: «Шевельнешься, и одним шрамом будет больше».

— Знаешь, когда я слушал предсмертный рассказ той пикси, то не мог поверить, что есть люди, готовые добровольно пасть перед вами ради ваших достоинств, — нож медленно скользит по телу, останавливаясь на лобке, — В моем родном мире было животное, что искусно имитировало детские голоса, заманивая в свои ловушки бедных людей, был цветок, что своим пьянящим запахом дурманил разум, посылая видения счастливой жизни, но видеть мимикрию столь идеальную, мне в новинку.

В горле Гвиневры пересыхает. Она не знает, что такое мимикрия, но если он из наемников, то не скован правилами ордена верховной. В груди шевелится робкая надежда, губы кривятся в отвращении к самой себе, но она произносит: «Пожалуйста, помоги Тарквинии. Она же все равно вам не нужна. И тогда я согласна добровольно прийти к тебе в….в…в постель, — последние слова она словно выплевывает. — И клянусь душами предков, что добровольно присягну тебе на верность».

Наступившую было тишину комнаты разрывает громкий смех. Человек смеется так, словно она только что сказала что-то очень смешное и в мрачных стенах комнаты его смех похож на лай безумной гиены.

— Я серьезно! Ты знаешь сколько стоят тело и верность саламандры в пограничных землях? Да тебе столько за всю твою жалкую жизнь не заработать! Просто помоги моей подруге! И я… Я буду твоей.

Кем бы ни был этот наемник, он вдруг мрачнеет и смотрит на нее с некоторым уважением во взгляде: «Давно я не видел такой силы духа». Он подходит и как-то ласково проводит рукой ее по щеке. Гвиневра едва сдерживает себя чтобы не отвернуться в отвращении к его подобию ласки.

— Знаешь, всеми любимый нами агент золотого трона, представитель святых Ордос и наш многоуважаемый Магос пять минут назад даровали тебе «Презумпцию невиновности. Praesumptio innocentiae, если тебе так более угодно. Не упусти свой шанс. Второго не будет».

Он еще немного внимательно разглядывает ее лицо, после чего резко встает, развернувшись в сторону входа.

Гвиневра слышит шипение открывающейся двери, после чего стол, на котором она лежит вдруг разворачивается вертикально, открыв взору саламандры их посетителей.

Один из них одет в странную рыцарскую броню, украшенный письменами и с обмотанными вокруг рук странными печатями. Серые цепкие глаза на миг впиваются в саламандру, тщательно ее изучая. В руках — странное оружие чужаков. Он не спеша проходит в комнату, останавливаясь прямо напротив нее… Рядом с ним тот страшный механический монстр, что привел сюда связанную Тарквинию.

Этих двух объединяет одно. Их взгляд полон презрения. Даже тот механический монстр смотрит на нее враждебно, хотя Гвиневра и не может сказать, почему ей так кажется. Наверно, все дело в том, как он движется: не сводя с нее глаз и не показывая ей спину.

Но люди, зашедшие следом, выбивается из общей картины. Женщина в самом расцвете сил: пышные, черные, вьющиеся волосы и изумрудные как у кошки глаза. И мужчина, что мог быть каким-нибудь зажиточным охотником на ведьм — именно эта мысль первой приходит на ум Гвиневре. Но самое интересное, что их взгляд не был наполнен ненавистью, а был даже немного сочувствующим.

Женщина с улыбкой смотрит на Гвиневру, после чего говорит: «Сейчас ты увидишь Тарквинию». Заметив обеспокоенный взгляд, добавляет: «Не волнуйся, ты не будешь любоваться на изувеченный труп. Она жива. Но вот будет ли она оставаться живой и дальше, будет зависеть только от твоего поведения, так что будь лапочкой и не создавай лишних проблем». Ее улыбка становится приторно сладкой: «Лады?».

Гвиневра едва шевелит губами. Ее разум не верит в происходящее, но если есть возможность спасти глупую инари, то она согласна на все, что только они ей скажут.

* * *

Серый холодный коридор кажется бесконечным. Сердце гулко стучит в груди, отдаваясь в висках звоном наковален. Саламандра идет, едва сдерживая себя от того, чтобы сорваться на бег и поскорее увидеть Тарквинию, но ее тюремщики словно в насмешку идет не торопясь, будто вышли на воскресную прогулку.

Они совсем рядом. Если бы она захотела, то могла протянуть руку и достать каждого из них. Быть может, она смогла бы даже одного прикончить, но от одной лишь мысли устроить драку с ними ей страшно.

Ей страшно, но не за себя. Подобный страх покинул Гвиневру уже давным давно, в тот самый день, когда не стало ее Гауры. Ей страшно за Тарквинию. Странный человек, что представился Вебером недвусмысленно дал ей понять, что сейчас жизнь ее подруги у нее в руках, и лишь от нее будет зависеть то, что с ней станет. И именно эта мысль удерживает саламандру лучше всяких цепей.

Пламя на кончике хвоста вспыхивает чуть сильнее. Судя по тому, как себя повели ее спутники, они прибыли в пункт назначения.