Под знаком кометы - [78]

Тогда же и почти там же. Елисейский дворец, заседание правительства.

Премьер Аристид Бриан в раздражении мотнул головой в сторону занавешенного окна, за которым по проезжей части двигались галдящие толпы, и сказал:

– Господа министры, должен вам сообщить, что Третья Республика на краю гибели. И причиной тому не вражеское вторжение и даже не транспортная блокада, в которую нас взяли монархические державы. Нет, причиной нашей погибели станет алчность наших буржуа, решивших, что цены на все необходимое можно взвинчивать до бесконечности. О безумцы! Если народ взбунтуется и бросит вас с чадами и домочадцами под пилы, железные молоты и топоры, то разве помогут вам неправедно нажитые богатства, разве сможете вы их забрать с собой в ад, разве послужат они вам утешением на Страшном Суде?

– Но мы не можем ограничить инициативу наших предпринимателей! – воскликнул Жан Дюпуи, министр торговли и промышленности. – Попытка ввести максимум, как того требует плебс приведет к тому, что продовольствие и вовсе исчезнет из свободной продажи, ибо французские крестьяне не захотят отдавать покупателю свою продукцию за бесценок.

Несколько лет назад, в бытность министром сельского хозяйства, этот персонаж поучаствовал в учреждении банка Креди Агриколь и теперь этот монстр, контролирующий примерно треть внутреннего сельскохозяйственного производства Третьей Республики, являлся главным выгодополучателем от стремительного роста цен на продовольствие. Ни о каких фермерах-крестьянах в середине января речи уже не шло, владельцами запасов зерна являлись частные банки и аффилированные с ними структуры. Это именно они наживались на полуголодном существовании французского народа, а не фермерские кооперативы, которые непосредственно пашут землю и собирают урожай. Ну а месье Дюпуи исполнял роль лоббиста этих финансовых учреждений во властных структурах.

Когда императрица Ольга и канцлер Одинцов создавали корпорацию «Росзерно», со всеми ее ссыпными пунктами, элеваторами, селекционными станциями и программами беспроцентных семенных ссуд, они преследовали цель развития российской деревни, изрядно истощенной сорока пятью годами выкупных платежей. Прибыльность корпорации желательна, но не обязательна. Главная прибыль для государства должна была заключаться в расширении посевов, улучшении урожайности и повышении благосостояния крестьянского сословия. А когда создавали банк, то думали в первую очередь о прибыли, и только о ней. С иными целями банки не создают, даже если в их названиях мелькают слова «сельскохозяйственный», «инвестиционный», «реконструкции», «развития» и т. д. Главное слово все равно «банк».

Видимо, Аристид Бриан подумал примерно о том же.

– Вы, Жан, не говорите ерунды, – сказал он. – Когда им это надо для сохранения внутреннего спокойствия, на горло буржуазной алчности умеют наступать и Россия и Германия. Вы думаете, русская царица создала свое «Росзерно» только для того, чтобы наложить свою императорскую руку на денежные потоки от экспорта пшеницы? Да нет, дополнительные деньги в русскую казну – это лишь побочный результат от создания этой корпорации, а главным итогом ее деятельности стало увеличение производства зерна на одну треть. На треть всего за три года – вы можете себе это представить? А ведь прежде там тоже орудовали люди, стремящиеся скупить товар подешевле и продать подороже, но русская императрица в своей неумолимой манере освободила их от этих хлопот. А если где-то случается неурожай, как у нас сейчас, государственная корпорация из своих резервов начинает продавать хлеб по демпинговым ценам, чем препятствует попыткам русских буржуа нажиться на людском несчастье. Ваша же затея довольно неплохо работала в спокойные годы, но сейчас, когда мир встал на дыбы, она просто убивает нашу Милую Францию.

– Все равно установление ценового максимума приведет только к тому, что хлеб с прилавков исчезнет совсем, – сказал Жан Дюпуи. – И в то же время у вас просто нет никаких государственных амбаров, откуда вы могли бы осуществлять сбивающие цену хлебные интервенции, и нет денег, чтобы купить еду и просто раздать ее голодающим.

– Да, – подтвердил министр финансов Жорж Кошери, – денег нет, причем не только на хлеб для плебса, но и на что-нибудь еще. Я бы ввел дополнительные налоги, но вы же знаете, как к этому отнесутся все круги общества – от простонародья до самой богатой буржуазии. Никто не любит отдавать свое, и неважно, будет это пара сантимов или миллионы франков. Все думают, что государство должно функционировать бесплатно. Быть может, мы продадим что-нибудь ненужное – например, нашего милейшего Жоржа (Клемансо), который уже обошелся нашей Милой Франции в изрядное количество золотых франков?

– Да, – поддержал коллегу Жан Дюпуи, – месье Клемансо – единственная ценная ненужность, которая у нас есть. Отдать его на суд международного трибунала – и все у нас будет почти так же, как и до этой дурацкой истории. «Почти» – это потому, что политическую репутацию нашей Милой Франции будет крайне сложно отчистить от налипших на нее обвинений, ведь это вам не костюм, на который уронила свой помет ворона, а нежная и деликатная субстанция.