Под знаком кометы - [24]
Но самое страшное началось, когда попытку переворота подавили окончательно, после чего имперская безопасность принялась охотиться на инакомыслящих, и Петропавловская крепость взвыла стонами невинных. Такого ужаса, пожалуй, не бывало со времен ужасной памяти царицы Анны Иоанновны, когда господин Бирон управлял русской нацией при помощи кнута и топора. Последней каплей для таких, как я, стал арест милейшего господина Витте. Бежать, бежать! Бежать из Петербурга, не оглядываясь назад! И мы бежали, не дожидаясь тех времен, когда господин Мартынов, этот новый Малюта Скуратов, покончив с революционерами, чиновниками и банкирами, не взялся за поэтов. Ведь давно известно: поэт в России – больше, чем поэт…
Париж встретил нас сочувственными вздохами, а вслед, из Петербурга, должно быть, неслись проклятия, только мы их уже не слышали. Нас ждала свобода – свобода думать и говорить все, что захочется, а к редким известиям, доносившимся до нас с Родины, мы относились с недоверием, и даже с неприятием. Что хорошего может происходить там, где правят жестокие тираны, по делу и без дела пускающие в ход кулаки, нагайки и ятаганы?
Но не все были такими стойкими. Время от времени кто-нибудь из нас одолевало желание «съездить посмотреть» – и те, что ему поддавались, никогда более не возвращались в Европу. Они писали нам письма, в которых сообщали, что в России все хорошо, но мы знали, что эти послания написаны под принуждением жестоких палачей в казематах Петропавловской крепости – а потому жгли их, не читая.
Так мы и жили три года – вроде бы и на свободе, а на самом деле в самом жестоком плену собственных предубеждений. И европейская пресса, писавшая о России всяческие несуразицы, заковывала наши умы в дополнительные кандалы. Россия все это время жила какой-то своей, неизвестной нам жизнью, закрывшись внутри своих границ подобно гусенице, замотавшейся в кокон. Все это время она совершенно не вмешивалась в международную политику, так что о ней стали даже как-то забывать. А раз так, то парижское общество все больше и больше стала одолевать тревога по поводу германской угрозы. Если России нет, то кто теперь защитит Ля Белле Франс от злых прусских гренадер?
Поэтому пробуждение России к активной деятельности французы восприняли со вздохом облегчения, даже при том, что это действо было обставлено весьма шокирующими обстоятельствами. А как еще можно расценивать отмену всех без исключения положений Берлинского Трактата? Тридцать лет назад вся Европа артелью выкрутила руки деду нынешней императрицы, которой тогда и на свете-то не было, – и вот теперь молоденькая девчонка одним легким движением разорвала позорную бумагу… и весь европейский бомонд не мог вымолвить ни слова. Первыми поддались британцы, у которых были какие-то свои резоны, за ними послушно последовали французы, а германцев и вовсе никто ни о чем не спрашивал.
Как писали в парижских газетах, русская императрица на Брестской конференции разговаривала с французским президентом и его премьером, как строгая госпожа с проштрафившимися слугами. Могла бы и на конюшне выпороть, но не стала, потому что добрая. Французы приняли такой исход переговоров со смешанными чувствами. С одной стороны, Брестские соглашения гарантировали мгновенный военный ответ Британии и России на любое германское нападение, после чего парижане могли спать спокойно. С другой стороны, все прочие французские пожелания «сделать красиво» русская государыня проигнорировала в самой грубой форме. «Подписывайте, канальи, или проваливайте прочь, ждать в гости германских гренадер, – сказала она. – Мне неинтересно, что вы там хотите или не хотите – вы либо делаете то, что я хочу, либо остаетесь наедине со своими проблемами». Давненько, а если честно, то и никогда Россия не разговаривала таким образом с европейскими партнерами. И что самое удивительное – британский король поддакивал не французской делегации, а русской императрице.
В тот раз все обошлось громкой газетной перепалкой и последующим бурлением в парламентских кишках, закончившимися сменой премьера с Аристида Бриана на Жоржа Клемансо. Обычное дело для местной политики… За последние три года и без особых потрясений премьер-министры менялись тут уже раз пять. Но то, что случилось потом, не лезло уже ни в какие рамки. Я, собственно, не об очередной русско-турецкой войне. За последние двести лет к такому уже все привыкли. Немного удивляет только короткий срок, за который уложились русские генералы, да то, что на этот раз Оттоманская Порта оказалась изничтожена до полного основания, а над руинами Стамбула, переименованного в Константинополь, взвились Андреевские стяги морского десанта, а также личные штандарты князя-консорта и нового болгарского царя. Человек, сам себя назначивший самовластным Цусимским князем, выучил, воспитал и повел в бой русскую армию, и в итоге одержал над исконным супостатом России оглушительную победу.
