Под волнами Иматры - [35]

По пути Кобылкин заехал в отель, где жила Марья Егоровна Воробьева, но той уже там не было. Мефодию Кирилловичу сообщили, что еще накануне, поздно вечером, почти ночью, за ней пришел часто бывавший до того молодой человек – Алексей Николаевич Кудринский – и увез ее. Куда – прислуге отеля известно не было.

„Ну, этот дальше своей квартиры девицу не увезет! – решил Мефодий Кириллович. – Пусть их воркуют, голубки!“

Он решил ехать домой. Годы в самом деле давали себя знать. Кобылкин после хлопотливого утра и тревожной ночи чувствовал себя не на шутку усталым.

Но отдыхать ему не пришлось…

После длинного ряда всяких незадач судьба вздумала побаловать своего любимца… Когда Мефодий Кириллович вернулся к себе, его ждала жена Ракиты. Мефодий Кириллович сперва вознамерился уклониться от свидания с нею. Нервы его и без того были раздерганы, а тут была неизбежна сцена отчаяния, взрывы жгучего горя. Отделаться от посетительницы он поручил Пискарю.

– Говорит, что не уйдет, пока вас не увидит! – объявил тот, очень скоро вернувшись.

Кобылкин нетерпеливо махнул рукой.

– Ах ты, Господи, – крикнул он, – подумать не дадут!… Что ей нужно? Скажи – будет здоров ее муж… доктор ручается…

– Да вы приняли бы ее, Мефодий Кириллович!

– Это зачем же?

– Она говорит, что муж, когда уходил, так приказал, если только он не вернется, явиться к вам.

Усталость, голод, обида – все было в одно мгновение позабыто.

– Зови, чего же ты раньше не сказал! – закричал Кобылкин и сам со всех ног кинулся в приемную.

Там он увидел удрученную горем, но не плакавшую молодую женщину.

– Голубушка! Простите, простите меня! – восклицал он. – Ко мне, пожалуйте ко мне!

Он сам поспешно распахнул двери в свой кабинет, улыбками и жестами приглашая посетительницу.

– Какое несчастие с супругом-то! – тараторил он, усаживая молодую женщину в кресло. – Ну, Бог милостив, доктор мне сегодня говорил, что все обойдется благополучно, поправится наш Пантелей Иванович!

– Словно предчувствовал он, – заплакала бедняжка, – что неблагополучно с ним будет.

– Предчувствовал, говорите?… Из чего же вы это заключаете? Предчувствия иногда и оправдываются.

– Пантелей-то Иванович мой, как уходил, письмо написал и мне отдал, а при этом наказывал: „Возьми ты вот, Вера, – меня Верой Ивановной зовут – это письмо, спрячь его под замок и, ежели я не вернусь или со мной что случится, передай его господину Кобылкину, Мефодию Кирилловичу“, – то есть вам. „Другому никому не отдавай, только ему“ – то есть вам.

– Давайте же, голубушка, давайте скорее! – так и завертелся на своем кресле Кобылкин.

Вера Ивановна достала пакет и все еще не решалась передать его Мефодию Кирилловичу.

– Да вы точно ли Мефодий Кириллович Кобылкин будете? – с заметным недоверием спросила она.

– Я, я самый и есть, давайте только скорее! – и горевший нетерпением старик почти вырвал конверт из рук своей гостьи.

– Я, как Пантелей Иванович приказывал, – смутилась та, – недоразумения какого-нибудь боюсь…

Мефодий Кириллович не слушал ее. Он весь углубился в чтение, хотя в письме Ракиты было немного строк. Лицо с каждым мгновением так и расцветало. Глаза сверкали радостью.

– Так вот что! – прошептал он. – Вот за чем так упорно охотились! Однако! Теперь путеводная нить в моих руках, авось и до средины клубка доберусь!

Взгляд его упал на Веру Ивановну.

– Голубушка! – в восторге воскликнул он. – Что за бесценный человек ваш супруг! Такого другого не знаю! Родимая! Знаете ли, Пантелей Иванович этим письмом мне самого себя возвращает!

В восторге он бросился к Вере Ивановне и поцеловал ее.

– Не забуду, никогда я не забуду такой услуги! – восклицал он. – Вы, родимая моя, домой теперь поезжайте, – он надавил кнопку звонка и приказал: – Мою карету сейчас же запрячь! Поезжайте скорее, а я сегодня же к вам, деткам гостинцев привезу. Теперь же мне подумать нужно, мозгами поворочать! Экий славный этот ваш Пантелей Иванович!

Едва проводив Веру Ивановну, Мефодий Кириллович запер свой кабинет на ключ и принялся еще раз перечитывать письмо.

Пантелей Иванович писал ему, что, готовясь идти к нему, он подумал, что с ним может по дороге случиться какое-нибудь несчастье, а тогда останется неизвестным одно, по его мнению, чрезвычайно важное обстоятельство. После этого вступления Ракита сообщал, что покойный Алексей Кондратьев в том самом купе вагона, в котором умер Воробьев, нашел фотографический портрет и присвоил его себе. На портрете была с оборотной его стороны какая-то надпись, но какая – этого Ракита не знал. Фотографии этой при обыске среди имущества Кондратьевых найдено не было, но покойный Алексей Кондратьев, рассказывая о своем приключении со змеей, упоминал о ней в присутствии многих людей. Дочитав письмо, Мефодий Кириллович гордо выпрямился. Глаза его так и сверкали.

– Ну, господа охотники, – воскликнул он, – теперь мы потягаемся. Посмотрим, кто кого!… Вот она, нить-то путеводная!

Глава 24

Радостное марево

Марья Егоровна, действительно, в вечер решительного объяснения покинула роскошный отель, в котором она поселилась после смерти отца. Теперь молодая девушка, как будто, потеряла всю свою недавнюю волю, недавнюю еще пылкую энергию. Ею владела теперь чужая воля: Кудринский стал ее господином, и каждое слово этого человека было законом для нее, еще так недавно самостоятельной, не признававшей ничьей иной, кроме своей, власти.