Под волнами Иматры - [21]

– А змея?

– Пусть остается здесь, пока не прибудет следователь!

Он ушел.

Тело караулили, пока не прибыл местный пристав с большим нарядом городовых, и вскоре после него прокурор, явившийся сюда из любопытства, и следователь. На этот раз они были не одни. Вместе с ними явился и сам Мефодий Кириллович Кобылкин.

Он не только, казалось, не вмешивался в следствие, которое начали прокурор и следователь, но даже как будто совершенно не интересовался им. Кое-как мельком взглянув на труп Кондратьева, потрогав тросточкой мертвую змею, он сейчас же после этого очутился около Ракиты, чуть не дрожавшего со страху в присутствии важных начальствующих лиц.

– Пантелей Иванович Ракита? – заговорил с ним Кобылкин. – Слыхал, много слыхал, рад лично познакомиться с героем…

– Помилуйте, что вы! – сконфузился тот.

– Как „что вы“? Будто вы не герой! Да вас теперь, думаю я, превыше облака ходячего в газетах превознесут… награждение возьмете!

– Где уж нам, – бормотал окончательно сконфуженный хохол.

Мефодий Кириллович схватил Ракиту за рукав и потянул за собой в сторону, где вовсе не было людей. Там, оглядевшись и увидав, что близко никого нет, он сказал, без обычных своих ухваток и ужимок:

– Я слыхал про вас, у вас есть способности; хотите над этим делом вместе работать?

– За счастие почту! Господи, с вами! – захлебнулся от восторга хохол.

– Никакого счастья нет… Мне просто нужен дельный человек в этой местности, человек, на которого можно, как на самого себя, положиться, потому что дело это очень серьезное, столь серьезное, что, сколько я умом ни раскидываю, ничего не выходит. Как будто ясно все, а для меня темень и ни искорки света… Вот что… Если хотите поработать, приходите ко мне, как только освободитесь… Попьем чайку, закусим и побеседуем… Так?

– Рад быть по мере сил моих полезным!

– Прекрасно! Так, прежде всего, о нашем уговоре – молчок, ни полслова даже супруге… Даже когда она вас ласкать будет, и тогда нишкните, что ко мне идете. Поняли? Прекрасно! Потом, из дому выйдете в форме, у знакомцев переоденетесь в цивильное и так уже явитесь ко мне. А живу я, знаете где? Четвертый дом от угла. На углу посыльный стоит, вы подойдите и скажите ему, не знает ли он, где живет Пискарь, он вас и проводит… Поняли?

– Так точно, – отвечал Ракита, а сам думал: „Господи, сколько он наговорил, верно, что-нибудь особенное… “Хватай, да тащи” – не годится…“

Он подумал, не рассказать ли теперь же Кобылкину все, что ему известно про найденный несчастным Кондратьевым фотографический портрет, но потом решил, что расскажет все это потом, когда будет у него. Мефодий Кириллович, заметивший по выражению его лица, что он хочет заговорить, быстро спросил:

– Что у вас? Говорите скорее!

– Вечером, как буду у вас, скажу-с… Так, одно соображение и некоторая подробность… Здесь долго рассказывать-с…

– Хорошо, тогда до вечера… Не забывайте, что я сказал, а теперь пойдем скорее туда, я боюсь, что мы и так слишком долго говорили…

И, сразу весь переменившись, он побежал к группе судебных и полицейских властей, уже закончивших протокол.

– А змею нужно послать в зоологический кабинет университета, – авторитетно говорил прокурор как раз в то мгновение, когда около него очутился Кобылкин.

– Собственно говоря, зачем же это? – воскликнул тот.

– Как зачем? Нужно определить, что это за гадина… Ведь их многое множество.

– Да это я вам и без университета скажу!

– Вы? – И изумление ясно отразилось на лицах и прокурора, и следователя.

– Именно я… Если вы только желаете знать, так это песочная гадюка… Пошлите в университет, ручаюсь, то же ответят.

– Батюшки! Да откуда же это вы? – совершенно искренне удивился следователь. – Вот не подозревал-то!

– Мало ли вы чего, милый человек, не подозреваете, а нашему брату все нужно знать…

– Ого, как вы! – вмешался прокурор. – Ну, если вы такой всезнайка, скажите, что вы думаете обо всем этом змеином деле.

– Да ничего не думаю!

– Уж будто так!

– Уверяю вас… Что о нем думать-то! Ну, змея, так мало ли змей на свете, а тут гадюка, да и все…

– Да как же она сюда попала?

– Кто ее там знает? Может быть, ворона на хвосте принесла…

Прокурор пожал плечами, следователь покачал головой.

К выходкам Кобылкина, порою даже очень грубым, к его своеобразной манере говорить все уже давно привыкли и перестали обижаться. Всякому, кто знал близко Мефодия Кирилловича, было хорошо известно, что в то самое время, когда он прыгает, гаерствует, иногда грубит, иногда болтает как будто совсем без толку, мозг его стремительно работает, и бессмысленные с виду выходки и болтовня только помогают этой работе воссоздания по ничтожнейшим частицам стройного целого.

Так и теперь, во время всего этого разговора, глаза Мефодия Кирилловича ни на мгновение не останавливались на одном каком-нибудь предмете; они так и бегали, скользя то по трупу Кондратьева, то по неподвижной змее, то по окружавшей следователей и полицейских толпе. Кобылкин словно хотел взглядом проникнуть в тайники души каждого, узнать, что там спрятано, и вывести это спрятанное наружу.

– Братцы! – вдруг крикнул он. – Нет тут мастера, что с покойным вчера выпивал?