Под водой - [6]

Все равно она лучше чьей-то чужой реки, туннель под водой принадлежал ему, только ему, и ребристые акведуки, и леса редких водорослей — тоже. Его все равно будет тянуть сюда, даже если изменится его отношение к реке.

Окинув берег взглядом, он нахмурился, как хмурится хозяин. Никаких признаков, что кто-то недавно вылезал здесь на берег — ни влажных пятен, ни заляпанной грязью травы. Может, она вышла на тот берег? Если так, мужчина непременно должен был увидеть ее, к тому же река была довольно узкая, и Питер видел, что противоположный берег был точно такой же, как этот: сухой, с истоптанной травой.

Чудно. Он взобрался на свисавшую над водой ветку ивы и из этой выгодной позиции внимательно осмотрел реку вверх и вниз по течению. В тени медленно пробегала крыса. Питер шикнул, но она и не подумала бежать быстрее. Кроме нее, единственное, что двигалось, это река и комары; листья и травы были пришпилены намертво тяжелым воздухом.

Без всякой охоты он возвратился на то место, где женщина упала в воду. Помятый вербейник уже привял и потемнел, по зеленой шляпе ползали мухи. Здесь было очень глубоко, так глубоко, что глядя со дна вверх, видишь далеко над собой смутное, бледное пятно света…

Внезапно он побежал и схватил брошенную мужчиной палку. Он бросился на колени и принялся шарить ею в воде. Дна он не доставал, но мог заметить, если там что-то плавает под водой.

Допустив эту мысль, Питер позеленел, и какая-то тяжесть оборвалась и заворочалась у него в животе. Он выпустил палку, понимая, что либо он сейчас же убежит, оставив навсегда реку с заключенным в ней ужасом, либо докажет себе, что этого ужаса не существует. Существовал единственный способ доказать это.

Он встал, борясь с первой волной страха. Знакомый вид медленно бегущей воды делал это столь смехотворным, что он содрал рубашку и брюки, яростно ухмыляясь по поводу того, что так расчувствовался.

И все-таки никогда он не был менее расположен к купанию, так что он не стал мешкать у кромки воды. Не успела рубашка, которую он бросил позади себя, опуститься на траву, как он глубоко нырнул.

Когда вода сомкнулась над ним, он сразу же успокоился и уже ни капли не верил в это. Здесь, в глубине ничего не изменилось, тот же зеленый карликовый мир, из-под его ног, от его вытянутых вперед рук струйками поднимался ил, все его тело было объято прохладой.

Настоящая река — этот миниатюрный подводный пейзаж со смутными очертаниями, оставался таким, как был. Здесь никто не мог вторгнуться в его владения, он свалял дурака, когда подумал, что люди на берегу могут что-то изменить. Что касается мужчины и женщины, то, проплывая среди тростника, он решил, что ему это безразлично, лишь бы они никогда больше не заявлялись сюда; он мог сам закончить этот неоконченный эпизод — когда его это настолько заинтересует — закончить по-своему.

Пора было идти домой, но он испытывал необходимость в том, чтобы каким-то поступком выразить свою радость от того, что река вновь принадлежала ему. Он не забыл той цели, с которой нырял, и теперь, когда страх его оказался беспочвенным, он с полным основанием мог быть доволен собой. Для формального завершения и чтобы подтвердить свою отвагу, он решил еще раз проплыть через подводный туннель.

Он вдыхал наверху тяжелый воздух, взбивая на глади реки пенное кружево. Услышал все еще доносившийся издалека гром и подумал, что бы он почувствовал, если бы по ту сторону холмов шло сражение и это была артиллерия. Он решил поиграть в это по дороге домой и нырнул в тот самый момент, когда молния лезвием рассекла небо.

Сначала Питер подумал, что она повредила ему зрение, потому что он не увидел туннеля, пока не очутился совсем рядом с ним. Темный вход, похожий на портал церкви, показался на миг, а потом неимоверным образом исчез. Лишь в момент столкновения до него дошло, что что-то находится между ним и туннелем.

Под водой ни в чем нельзя быть уверенным, пока не потрогаешь. Но и до того, как его выброшенные вперед руки принесли подтверждение, он знал, что колыхалось перед ним. Пальцы скользнули по чему-то мягкому, сила прыжка стремительно столкнула его с тяжелой массой. От толчка масса чуть отклонилась, но потом, когда он рухнул на дно, она неторопливым и ужасным движением придавила его сверху.

Питер никогда не терял сознания, никогда не испытывал сильного напряжения. Сейчас, на дне реки, он был так близок к этому, что даже зеленоватый подводный сумрак застлала тьма. Он ничего не видел и почти не соображал, что делает. Разум прекратил свои расчеты. Это его тело, засасываемое вглубь и утопающее, заставило его — в ответ на физическое ощущение тошноты — заработать, не разбирая, руками и ногами, стараясь разорвать, разодрать пелену воды. Он попал кулаком во что-то не оказавшее ему сопротивления, повернулся и принялся колотить руками и ногами, погружавшимися во что-то, как в кашу. Но «оно» подалось в сторону, Питер был свободен. Все еще рассыпая удары, все еще ничего не разбирая, он пулей вылетел на поверхность.

Над водой он услышал, словно это был кто-то другой, свое резкое, прерывистое дыхание. Не отдышавшись, он поплыл к берегу и, подтянувшись, вылез. Никогда не казалась ему земля такой бодрящей и спасительной, таким ясным — свет дня. От прикосновения к мягким, скользким предметам по коже все еще ползли мурашки, он лежал, тяжело дыша и содрогаясь.