Под властью пугала - [12]

— Мы должны это сделать потому, что такая небольшая республика, как наша, не может существовать в окружении сильных соседей с монархическим режимом. Республика среди этих монархий — опасный очаг, осиное гнездо большевизма.

— По-моему, ваше превосходительство, — вмешался Нуредин-бей, — форма правления здесь совершенно ни при чем, ведь мы боремся против опасности коммунизма и проводим такую же политику, как наши соседи.

— Кроме того, — с жаром подхватил Джафер-бей, которому возражение Нуредин-бея придало уверенности, — мы еще не укрепили как следует республиканский строй, в верности которому мы поклялись!

— Правильно, — поддержал его Кочо Котта, — республика — самый прогрессивный строй, а монархии сейчас не в моде. К чему нам монархия, когда у нас республика и возглавляете ее вы, ваше превосходительство, спаситель нации!

— Верно сказано! — пробасил Муса Юка.

— А что думаете вы, Гафур-бей? — спросил президент.

— Я согласен с общим мнением. Монархия устарела.

— Не забывайте, господа, что, изменив форму правления, мы снова вернемся к привычному для албанского народа строю и добьемся стабильности и порядка в стране, — попытался убедить своих соратников президент.

— Мы добьемся порядка и с республикой, — возразил Джафер-бей.

— Нам и с республикой хорошо.

Все заговорили наперебой.

Один лишь Абдуррахман Кроси не проронил ни слова. Казалось, он вообще не понимал, о чем идет речь. Или, может, он заранее знал, что замышляет его «сынок»?

— Да вы, господа, как я погляжу, убежденные республиканцы! — перебил президент. Теперь в его голосе зазвучала ирония. — И все же пожелание великих держав придется исполнить. И мы должны сейчас принять решение об изменении формы правления.

— Ни в коем случае!

— Мы против!

— Не соглашайтесь, ваше превосходительство! — воскликнул Кочо Котта, решительно вскакивая. Он очень торопился высказаться и, как всегда, забормотал скороговоркой. — Зачем нам король-иностранец, когда у нас во главе государства стоите вы, ваше превосходительство!

— Опять хотят нам навязать какого-нибудь неверного? Tovbe estagferullah![14] — с ненавистью проворчал Муса Юка, скосив глаза в сторону Кочо Котты, единственного «неверного» на этом совещании. Но Кочо Котта сделал вид, будто не расслышал его слов.

— Не следует повторять печальный опыт с князем Видом, — подтвердил Нуредин-бей в тон ворчливой тираде Мусы Юки. — Сейчас не та ситуация. Албания доказала, что может быть республикой.

— Тем более что ее возглавляет гениальный президент! — подхватил Джафер-бей.

— Ни в коем случае не соглашайтесь! — повторил Фейзи-бей слова Кочо Котты.

— А я хочу сообщить вам, господа, что согласился! — с пафосом заявил президент.

— Согласились?

— Не может быть!

— Да что вы!

Ошеломленные и сбитые с толку, они заговорили нестройным хором. Но вскоре снова наступило гробовое молчание, как будто случилось что-то ужасное.

— Неужели это правда? — нарушил тишину своим запоздалым восклицанием Гафур-бей.

Он в эту минуту уже лихорадочно соображал, кого могут сделать монархом. Наверное, какого-нибудь итальянского герцога или германского князька? Эх, если бы узнать кого! Он бы раньше других связался с ним, предложил бы свои услуги, он бы… Но почему этот согласился? Что здесь затевается?…

— Правда, господа, — невозмутимо ответил президент. Он взял сигарету и постучал ею о ноготь большого пальца. — Я согласился. Я дал слово изменить форму правления. А вы знаете, если я даю слово, то держу его.

— Макьявелли, ваше превосходительство, говорил, что государь не обязан выполнять своего обещания, если это ему невыгодно, — сказал Нуредин-бей.

— Но, давая слово, господа, я руководствовался прежде всего интересами родины, интересами Албании. Наша страна многое выиграет от этого исторического шага. Ведь Албания — страна феодалов и байрактаров, где каждый считает себя первым и не хочет никому подчиняться. Поэтому я убежден, что в стране не будет спокойствия до тех пор, пока во главе нации не станет король, признанный в качестве вождя и своим народом, и великими державами. Установив монархию, мы укрепим независимость и поднимем авторитет нашего государства.

А Гафур-бей бился над загадкой, какая роль отведена Ахмету Зогу в будущей монархии. «Разве он согласится стать простым премьер-министром и править как бы неофициально, за кулисами? Нет, это отпадает. Я-то знаю, как он честолюбив, знаю, о чем он мечтает… Но тогда почему же он решился на провозглашение монархии?!»

И вдруг его мозг молнией пронзила догадка. Не успел президент закончить фразу, как он вскочил на ноги и выпалил:

— Прекрасно, ваше превосходительство!

Все изумленно уставились на него, а он, повернувшись к ним, спросил с наигранным удивлением:

— А почему вы думаете, господа, что мы непременно должны поставить королем иностранца? Если великие державы захотели сделать нашу страну монархией, мы не станем возражать, но уж монарха, короля, выберем мы, а не они. Да мы его уже имеем!

Нуредин-бей, дипломат, прошедший выучку при султанском дворе и дипломатических салонах Европы, по-кошачьи быстро вскочил, перебивая его:

— Вы угадали мою мысль, Гафур-бей! Браво! Вы сказали первый, значит, будете дольше жить. Да, господа, на таких условиях мы все согласимся!