Под ветрами степными - [36]

— Тебя, наверное, уже на комитете зарядили как следует, — сказал он, садясь рядом с Владькой. — Поэтому я тебе сейчас мораль читать не буду. Ты вот мне только скажи, сколько тебе сейчас лет?

— Девятнадцать, — смущенно сказал Владька.

— Уже стукнуло девятнадцать? — Владимир Макарович пристально смотрел на Владьку и теребил бородку.

— Через два месяца будет девятнадцать, — уточнил Владька и улыбнулся: черта с два, мол, проведешь этого Макарыча!

— Девятнадцать лет, — размышлял вслух Владимир Макарович, — это не так уж и мало. Это теперь вот стали почему-то считать, что мало. А я, например, тоже в девятнадцать лет агрономом отделения стал.

Он задумался и молча глядел в окно на ослепительно белую степь под нависшим, хмурым густо-синим небом. Все затихло на улице — не иначе, как перед бураном.

Владимир Макарович постучал пальцем по стеклу лежавшего перед ним на столе барометра, посмотрел, не дрогнет ли стрелка.

— А ты помнишь, — продолжал он, обращаясь к Суртаеву, — как мы с тобой в последний раз на току виделись? Я помню. Много из твоих хлопцев разбежалось за это время? По-моему, никто не сбежал, а?

Владька подтвердил, что точно, никто не сбежал.

— Вот я и говорю, что сильные, а их больше, держатся. Но самое трудное у нас еще впереди. Мне самому когда-то казалось: вспашем целину, перезимуем первую тяжелую зиму, а потом само пойдет. А вспахать целину, кажется, было не самым трудным. Самое трудное, по-моему, сейчас начинается. В полном смысле надо жизнь здесь делать культурной, на городской лад. На это годы нужны, а люди торопятся, требуют, чтобы все сегодня было. И они правы. Так я говорю? Я помню, как ты мне тогда на току о Шубине сказал. Правильно сказал. Самое главное для руководителя — уметь по-человечески, внимательно относиться к людям. Верить в них. Все с людей начинается. А хлеб в особенности.

На следующий день после назначения Суртаева бригадиром к директору принесли заявление Володя Иванников и Юлька Четвертаков, просили перевести их в молодежную бригаду. То, что Юлька и Володя просятся к нему, для Суртаева не было неожиданным. Неожиданным было заявление Саши Левашова, репутация у которого была не очень блестящей.

Саша приехал в совхоз с первым эшелоном кубанцев в 1955 году. Помнил он первую целинную весну, стал неплохим трактористом, но все не везло ему на друзей. Нет-нет да и попадет Сашка в какую-нибудь историю вместе со своими дружками, которых много появлялось у него в каждый аванс и получку. Особенно шумной была история с его неудачным сватовством.

Это произошло в первый год его работы в совхозе, когда у Саши еще совершенно не было никакой тяги к семейной жизни. Но двум его приятелям вдруг захотелось его женить. И не столько из сочувствия, что он ходит в нестираной рубашке и через два дня после получки приходит просить аванс, сколько из желания погулять за счет родственников невесты неделю-другую.

Сваты вместе с женихом отправились в соседнюю деревню. Для пущей важности выехали — разумеется самовольно — на большом дизеле. Когда они прибыли в деревню, в домах зазвенели стекла.

Как это ни удивительно, отыскалась и невеста, которую Левашов до того и в глаза не видел. Собралась родня, и было много выпито по случаю смотрин. Дело, пожалуй, могло бы дойти и до свадьбы, не помешай одно непредвиденное обстоятельство.

Когда стали прощаться, один из сватов, считая, что теперь уже делиться нечего, прихватил с собой в темных сенях большой лагун с домашним пивом, но тут же был застигнут с поличным. Поднялся скандал, и сваты, втолкнув в трактор жениха, поспешно отступили из деревни.

На этом дело и кончилось, и Саня был очень доволен, что видел свою невесту всего один раз.

Когда приехали десятиклассники, он издали наблюдал за их жизнью, потом отал иногда заходить к ним в вагончик. Почти всегда он сидел молча, не вступая в разговоры. Однажды ребята спросили его, сколько классов он закончил. Лицо Саши болезненно передернулось.

— Десять классов пополам с братом! — ответил он с горечью, стараясь прикрыть ее иронией.

Теперь он с удовольствием учился бы дальше, но сейчас такой возможности не было.

Его заявление о переводе в бригаду Суртаева также было удовлетворено, но на очередной планерке директор потряс перед Суртаевым пачкой заявлений и сказал, что больше никого переводить к нему в бригаду не будет.

Вечер был совершенно весенний. На западе небо, сделалось зеленоватым, очень прозрачным, каким оно бывает только в конце марта. Под ногами звонко ломался молодой вечерний ледок. И слышно было в тишине, как с крыши срывается запоздалая капель.

У ярко освещенных окон клуба стоял Владька и смотрел на танцующие нарядные пары. В такой вечер Рита вздумала устроить заседание бригадного комсомольского бюро!

Уже несколько дней она систематически изводила Владьку разговорами о том, что он увлекся ремонтом техники и совершенно никаких мер не принимает для оборудования полевого стана и столовой, в которой до сих пор нет печки. Как будто он сам этого не знает! Он соглашался с ней, что это и в самом деле так, но обещал в самые ближайшие дни все сделать, и не делал. Не делал потому, что по горло было других забот. Кончилось тем, что он не выдержал и нагрубил Рите, сказав ей, чтобы она не совала нос куда не надо. По этому-то поводу и собиралось бюро.