Под ватным одеялом - [2]
Она умерла быстро. Меня не было дома, я вышел сдать в ремонт свои осенние ботинки. А когда вернулся, она лежала на диване, положив руку на грудь, и уже не дышала. Вообще-то я тебе это уже рассказывал, поэтому давай поговорим о чем-нибудь другом.
3
Помнишь, как ты мне рассказывала про свое детство? Вы жили большой семьей в этом маленьком городишке во Владимирской области (все время забываю его название). Ты была самой старшей, родилась сразу после войны, в первое мирное лето. Жилось плохо, но твоя мама устроилась на льнокомбинат, а отец был слесарем. Родители назвали тебя Валентина — в те времена так называли, наверное, каждую третью. У меня были две одноклассницы Валентины, двоюродная сестра Валентина, секретарша Валентина… Имя означает “сильная”, “здоровая” — как раз такой, наверное, должна была быть каждая советская женщина. И ты тоже была такой. Полола вместе с матерью грядки, вытаскивала из колодца тяжелые ведра с водой, нянчила младших братьев и сестер, которые появлялись на свет один за другим. В городишке была пожарная каланча, кажется, оставшаяся еще с дореволюционных времен. А рядом — полуразрушенная церковь. Даже не то чтобы полуразрушенная… Ты говорила, что от нее остался один остов, от которого откалывались кирпичи. А внизу, под крутым склоном, протекала речка. Она извивалась змейкой, и вода в ней была холодная-прехолодная. Ты даже зажмуривала глаза, когда рассказывала мне, а я немного вздрагивал, представляя все это. Над пожарной каланчой все время кружили голуби. И у тебя была заветная мечта: подняться наверх и посмотреть оттуда на город, увидеть свой дом и мать, копошащуюся в огороде.
Больше всего ты любила своего брата Федю. Он умер еще лет двадцать назад, вскоре после того, как трагически погиб его сын. Но тогда, в самой середине прошлого века, Федя был пухлым ребенком в коротких шортах. Однажды он кинул в тебя горсть мокрого репейника, который запутался в твоих волосах. Прибежала мама, начала ругаться, а вам обоим было смешно — почему, ты и сама не знала. Смешно — и все тут. Потом отец взял большие портняжные ножницы и подстриг твои длинные волосы, которые ты каждое утро заплетала в косички. После этого в городишке тебя начали дразнить “пацан”. Было очень обидно, и ты дала себе слово больше никогда не стричь волосы.
Отец часто приходил домой навеселе. От него пахло пивом, а еще чем-то непонятным — не то краской, не то лаками, не то бензином. Ты говорила, что ни с чем бы не спутала этот запах, если бы однажды почувствовала его снова. Помнишь, было такое детское стихотворение — “Чем пахнут ремесла”? По-моему, оно появилось уже тогда, когда росли наши дети, а может, и раньше. Наизусть, конечно, не помню, но, наверное, твой отец был одним из его героев.
Так вот однажды он пришел домой навеселе и сел со всеми вместе за стол. Мама приготовила его любимый гороховый суп. Он поковырял ложкой в тарелке, попробовал и говорит: ты, мол, соли мало положила. Мама подошла и молча вылила суп ему на голову. Рассказывая все это, ты подавилась чаем, и потом я минут десять хлопал тебя по спине…
А еще в городишке был старенький деревянный вокзал. Два раза в день оттуда отправлялся поезд до Владимира. Его называли “подкидыш”: тепловоз, тянущий три вагончика, жесткие сиденья, пропитанные запахом гари. По перрону ходили люди в дорожных плащах. Они уезжали за продуктами и возвращались, нагруженные мешками и сумками. И тебе тоже хотелось уехать, чтобы больше не возвращаться. Так делали почти все, кто вырастал.
4
Вчера я тоже влез в электричку и поехал в Москву. Я вошел в вагон и занял свободное место у окна. Потом, через несколько станций, напротив меня села разговорчивая баба примерно твоего возраста и начала рассказывать про то, что сейчас везде обманывают, что недавно ее обвесили на полкило, когда она покупала яблоки, чтобы испечь шарлотку. И в жилконторе ее обманывают — присылают лишние квитанции за свет, и вот теперь ее обманула родная сестра, отобрав дачный участок, и она едет в Москву к дочери, и они вместе будут подавать в суд…
“А вы к кому едете?” — спросила она.
Если бы мы с тобой были младше на 40 лет, я бы сказал, что еду к своей девушке. Так не хотелось называть тебя подругой — ты ведь мне не подруга, сама понимаешь. Но и женой тебя не назовешь. Ты для меня то, что я не собираюсь никому объяснять. Поэтому я громко выдохнул и сказал:
“По делам…”
И потом закрыл глаза, потому что мне светило в лицо яркое февральское солнце, и снег казался голубым, как на картинах художников, и я подумал о том, что февраль снова нанес удар в спину. Нам обоим.
5
Наши детства протекали за две с половиной тысячи километров друг от друга. Недавно я это подсчитал, рассматривая карту. Правда, я тебя старше почти на пять лет, поэтому, пока ты теребила пластмассовых кукол, я натягивал на удочки лески и бежал на озеро, где водились огромные караси и осетры. В нашем поселке, сколоченном из отборных корабельных сосен, жили лесорубы. Мама каждое утро надевала валенки и выходила кормить клыкастого пса Бурана, которого все называли “волк”. Отец, как и остальные мужчины, работал на лесозаготовках. У него не было большого пальца на правой руке, потому что однажды его случайно срезало пилой. Но и без пальца он отлично управлялся и с топором, и с засаленными игральными картами, и с мотоциклом. У него были густые, слипшиеся от пота волосы и глубокие светло-серые глаза, которые видели войну. Мы с матерью ее не видели, потому что до Сибири она, слава богу, не докатилась. А он был ранен где-то под Волоколамском, потом сильно контужен под Ригой, кажется, чуть не попал в плен. Но вообще, рассказывать об этом не любил и, вспоминая прошлое, садился перед печкой, раскуривал от поленьев дешевые папиросы и дымил, ворочая в пляшущем пламени кочергой.
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.