Под угрозой уничтожения мира - [9]

В голове как наяву зазвучал голос Оттилии: «…либо ты окажешься ему настолько дорога, что он уже не сможет причинить тебе вред». Я прикрыла глаза и прижалась лбом к грязному оконному стеклу. Не надо. Я запретила себе об этом думать, я старательно гнала эти мысли прочь с момента того разговора с Оттилией, поскольку знала, насколько бессмысленны любые надежды. И с тех пор ничего не изменилось — ты же видела, Адриан не собирается возвращать то, что было между вами в Оранморе. Может, он махнет на тебя рукой и даст спокойно жить дальше своей жизнью. Ведь позволить себе привязаться к валенсийской аристократке Эржебете Батори — это нормально, но немыслимо — к Корделии Этари, после которой у него осталось столько неприятных воспоминаний!

Но ведь… я влюблена в него. Должно это хоть что-то значить?

Боюсь, что нет, Корделия. Твои чувства в данном случае не играют никакой роли.

Глава 3

Проснувшись на следующее утро и обнаружив себя в ничем не примечательной гостиничной комнате, я испытала недолгое заблуждение, что все случившееся вчера было лишь безумным сном, не имевшим никакого отношения к реальности. Но нет — грязный платок, валявшийся на моем плаще, был самым что ни на есть настоящим. Поддавшись минутному порыву, я схватила тряпицу, так сильно испортившую мне жизнь, и за несколько секунд испепелила ее. Помочь это никак не могло, но зато я ощутила небольшое удовлетворение.

Одевшись, умывшись и причесавшись, я спустилась в общий зал на первом этаже и вместе с завтраком попросила собрать мне с собой каких-нибудь продуктов в дорогу. Постояльцев в трактире было немного, Адриан тоже не показывался, так что мне удалось спокойно поесть и заодно попытаться определиться с дальнейшей линией поведения. Правда, ничего дельного я так и не придумала и решила держаться так же, как и раньше, — спокойно, вежливо, корректно. Ну да, знаю, с корректностью у меня часто возникали проблемы, но ничто не мешало мне попробовать еще раз.

К слову сказать, сегодня я не стала ни надевать платье с передником, ни накладывать иллюзии, а облачилась в любимые штаны и куртку. Раз уж меня с сегодняшнего дня будет прикрывать архивампир, нет смысла переживать из-за маскировки — мы и так будем заметны издалека.

Адриан постучался в мою комнату, когда я уже надевала перевязь с сардами. Мы молча вышли на улицу, причем меня не покидало стойкое ощущение того, что меня ведут под конвоем. Во дворе увидела, что Адриан заранее подготовится к путешествию со мной, поскольку перенесся через портал в Селендрию верхом, как два года назад в Госфорд. Мальчишка-конюх помог мне закрепить чересседельные сумки с вещами, за что получил две медные монеты. Затем я вскочила в седло, и мы с архивампиром направились к городским воротам.

По городским улицам, а затем и по широкому тракту, начинавшемуся за стенами, мы ехали в глубоком молчании, пока город не остался далеко позади. Я внимательно изучала дорогу перед собой, хотя в ней не было решительно ничего интересного, и старательно не смотрела в сторону Адриана, который ехал сбоку. Тишина была гнетущей и не могла продолжаться вечно, ведь наш вчерашний разговор явно остался неоконченным. Адриан нарушил молчание первым, когда мы пересекли по мосту небольшую реку. Тот был узким, двое всадников одновременно там бы не проехали, и я выдвинулась вперед, продемонстрировав архивампиру спину с перевязью.

— И все-таки кто учил тебя обращению с сардами? — спросил он, когда река осталась позади и мы снова поравнялись.

Хорошо помня о том, что Люций оказался в Валенсии не по собственной воле, а именно по той причине, что не поделил что-то с архивампиром, я только нахмурилась.

— Не могу сказать.

— Ну хорошо, — внезапно не стал он настаивать. — Тогда как тебе удалось нейтрализовать действие «Кары Снотры»? Опять какие-нибудь особенности магии Этари?

Я открыла было рот и снова закрыла. Воспоминания о разговоре с богиней смерти и ее странных словах о том, что мне еще рано умирать, завертелись у меня в голове с такой четкостью, словно это было вчера. Момент, чтобы ответить положительно, был упущен, а я внезапно подумала, что Хель явно не хотела ставить вампиров в известность о своих планах — в противном случае не было бы таких сложностей с моим воскрешением и продолжением шпионских игр. В горле внезапно пересохло, и я повторно выдавила:

— Не могу сказать.

— Опасаешься, что я могу провести этот ритуал снова? — насмешливо осведомился Адриан, и я уловила в его тоне нотки недовольства.

— Нет, ваше величество, — говорить было по-прежнему физически тяжело, как будто язык отнялся. — Я правда не могу об этом говорить.

Должно быть, он услышал что-то странное в моем голосе, потому что взглянул на меня повнимательнее и не стал развивать эту тему, а я на самом деле ощутила, как пропадает непонятное онемение с языка. Что это было? Неужели Хель наложила на меня какое-то заклинание молчания, чтобы я никому не могла рассказать о случившемся?

А Адриан и впрямь удивительно спокоен. Почему? Два года назад той ненавистью, которую он испытывал к Этари вообще и ко мне в частности, можно было сжигать деревни. Сейчас же — я осторожно взглянула в его сторону — он выглядел замкнутым, но никак не озлобленным. Как так получилось?