Под сводами моста - [2]

— Рахму, мне нужно пройти к Бирле!

Рахму понимающе улыбается и, тряся своей седой бородой, подходит к изгороди, вынимает сломанную планку и пропускает тебя на полотно.

Много людей живет под сводами моста. Да почему бы им и не жить там? Где еще в Бомбее можно найти более удобное и надежное место? Гладкий цементный пол, крепкие толстые стены, кровля, ежедневно выдерживающая на себе тысячи тонн груза. Найдете ли вы хоть один такой прочный дом? А сколько еще в Бомбее таких мест — арок, мостов, темных уголков в больших зданиях или просто каменных скамеек в городских парках и садах, где ночует половина населения Бомбея, не платя за это ни пайсы.

Люди, живущие под мостом Гранд Роуд, тоже ничего за это не платят. Некоторые бывают здесь только днем, другие, наоборот, только ночью. Есть и такие, что проводят здесь целые сутки. Например, слепой и хромой нищий. Скорчившись на своей подстилке из лохмотьев, он только наполовину помещается под мостом. Этот нищий всегда просит одну анну. Люди, приезжающие в Бомбей, удивляются, почему это бомбейские нищие не просят, например, пайсу или две, а меньше одной анны и брать не хотят. В Бомбее уважающий себя нищий меньше двух анн не берет. Он прямо говорит: «Иди, уважаемый, я тебя прощаю!» И это не потому, что нищим здесь хорошо живется, а потому, что дешевле, чем за две анны, хлеба не купишь. Так что по существу вопрос о двух аннах сводится к вопросу о хлебе. Однако наряду с хлебом человеку нужна еще и похлебка — значит, следует прибавить еще одну анну. А вода, как известно, тоже нужна каждому, будь он даже нищий. Без воды человек не может прожить.

Если слепой нищий почти все время проводит под мостом, то торговец игрушками приходит сюда только на ночь. Торговец игрушками спит как раз напротив нищего у противоположной стены моста. Он тоже только наполовину помещается под мостом. Вообще то места для него бы хватило, но ведь ему нужно еще оберегать корзину с игрушками. В этой корзине вся его жизнь. Она — его труд, его богатство, его настоящее, его будущее. В ней — усталость его ног, его надтреснутый голос, отрада его сердца. Каждый день с этой корзиной он отправляется бродить по городу, а потом выходит к морю и, опустившись на песок, глубоко задумывается:

«Куда девались те дети, которые так весело играли, копаясь в песке?» Его игрушки осиротели.

Оторвавшись от своих грустных размышлений, он снова начинает кричать:

— Купите игрушки!

Но никто их у него не покупает. Игрушечный старик с белыми щеками, зеленая лягушка, маленький трескучий барабан, свисток, поющий птицей, выглядывают из корзинки и с возрастающей тревогой смотрят по сторонам. «Почему этот мир день ото дня становится мрачней? Что происходит с ним? Как долго мы томимся в этой корзинке! Возьмите нас, освободите нас из тюрьмы». Однако такой случай им представляется редко. Игрушки покупают мало. Каждый день уставший продавец игрушек возвращается к ночи под мост и, поставив корзину с игрушками в головах, засыпает тяжелым, неспокойным сном. Корзина занимает много места, и потому сам кукольник только наполовину укладывается под мостом. Те ноги, которые целый день без устали шагают по улицам, ночью зябнут от сырости.

Неподалеку от кукольника спит Азам, а рядом с ним его мать Биби. Последние тридцать лет Биби проработала на текстильной фабрике Раджгира. Седина посеребрила ее голову, а время наложило свой отпечаток в виде тонкой сетки морщинок вокруг глаз. Когда то это лицо было румяным и свежим, а огромные глаза, подведенные каджалом,[3] сияли такой любовью и радостью, что муж, возвращаясь вечером с поля усталый, обняв жену, забывал обо всех горестях и печалях. Постепенно здоровье ее мужа стало заметно ухудшаться. Изнурительный труд в поле и плохое питание подорвали его здоровье. А к тому же был еще и помещик, на которого нужно было отрабатывать бегар,[4] получая за это лишь побои и оскорбления. Но хуже всего, когда помещик покушается на честь семьи — она навсегда лишается чести. И вот, чтобы спасти свою честь, муж Биби забрал жену и, навсегда покинув родную деревню, переехал в Канпур. Сначала они жили в соломенной хижине, потом построили себе домик из бамбуковых шестов и старой мешковины. А потом муж Биби устроился на кожевенный завод. Потекла тяжелая и безрадостная жизнь, напоминавшая собой сморщенную, пересушенную кожу. Биби перестала подводить глаза каджалом, и на лбу у нее появились первые морщинки. Вскоре муж Биби заболел и умер. Она забрала своего сына и, переехав в Бомбей, поступила работать на текстильную фабрику Раджгира. Работая наравне с мужчинами, она получала жалование вдвое меньше. Но Биби не теряла мужества. Она только плотней сжимала губы и стойко переносила все превратности судьбы. Она работала день и ночь, берегла каждую копейку и все таки смогла отдать сына в школу и доучить его до конца. И в тот день, когда Азам сдал последний экзамен и его имя было напечатано в газетах первым по списку, мать была на вершине блаженства. Она гладила газетный лист дрожащими пальцами с такой нежностью, словно это была не обыкновенная газета, а мягчайший и драгоценнейший из шелков. В этот день после тридцати лет беспросветной нужды и лишений солнечный луч впервые озарил ее жизнь. И она нежилась, согретая его теплыми, благодатными лучами. Теперь ее сыну не придется испытать того, что перенесли они с мужем, — думала она. Теперь ее сын будет носить дорогую одежду, кожаные ботинки, он будет жить в роскошном доме, залитом электрическим светом. Он приведет своей матери невестку, прекрасную, как луна. Она застенчиво войдет в дом, поднимет покрывало с лица и упадет к ногам своей свекрови. Нежно и мелодично зазвенят ее браслеты, словно прекрасная мелодия песни гор.