Под светом двух солнц - [3]

— Петя, — почему-то тоже шопотом сказал Владимир Сергеевич, — давай! Только осторожней, не спеши!

Петя кивнул головой, чуть шевельнул штурвал. Экран снова стал цельным. Справа появилась темная полоса. Владимир Сергеевич повернул рукоятку где-то справа, полоса исчезла, кадры экрана побежали сверху вниз. Владимир Сергеевич остановил их. Тени на экране перестали мелькать, но были слишком прозрачны и расплывчаты для того, чтобы что-нибудь можно было разобрать.

Перестали звенеть колокола, раздался новый звук: откуда-то еле слышалась человеческая речь. Говорил человек на незнакомом языке. Голос волнами то исчезал, то появлялся. Ни одного слова нельзя было понять, как я ни напрягал слух. Чей бы ни был этот язык: китайский, малайский — любой язык мира, в нем должны прозвучать слова, одинаково звучащие на многих языках. Однако я не услышал ни одного знакомого слова.

Голос звучал мерно, старательно произнося каждый слог.

В речи явно преобладали согласные, но каждое слово заканчивалось тянущейся гласной. Голос был низкий, с щелкающими, шипящими звуками. Впрочем, необычность тембра можно было отнести за счет искажений в передаче.

Видимость на экране не улучшалась. В середине его не то стоял, размахивая руками в широких рукавах одежды, человек, не то птица, сидя на заборе, хлопала крыльями.

Наладив, сколько мог, телевизор, Владимир Сергеевич подошел к шкафу-усилителю, пытаясь что-то сделать там. Не видя экрана, он смотрел на нас, меня и Петю, желая по нашим лицам понять, не улучшилась ли видимость на экране. Но этого не было. Он отошел от шкафа, снова посмотрел на экран, послушал, покачал с сомнением головой, пожал плечами, потом сел рядом и засмеялся.

— Что это за передача, как ты думаешь? — спросил он.

Я в недоумении пожал плечами.

— Вот такой ерундой нас с Петей угощают уже не первый раз. Но понять хоть что-нибудь невозможно: слишком слабая волна. Хватит, Петя. Давай свет. Все равно и сегодня лучше не будет.

Петя включил свет, засуетился у приборов, выключая их.

— Я слушаю. Продолжай! — напомнил я.

— Да продолжать-то не о чем, — сказал Владимир Сергеевич. — Не первый уже раз мы видим такие прозрачные тени, слышим колокола и эту речь. Очевидно одно: сигналы доходят до нашей антенны без искажений. Но наш усилитель, видимо, для них слаб.

— Послушай, Володя, — воскликнул я, — а может быть, это передача с Марса!

— Видишь ли, — пожал плечами Владимир Сергеевич, — к нашему приемнику Марс, по сути, ближе, чем Англия. Если бы на Марсе шли телевизионные радиопередачи, мы ловили бы их даже легче, чем Лондон. Но мы знаем, что если на Марсе и есть жизнь, то самая элементарная. Ну, а теперь — спать!

Следующий вечер я провел на собрании местных археологов. А через день, заглянув в мастерскую, увидел, что от шкафа-усилителя остались «рожки да ножки». Петя лакировал дверцу нового, увеличенного в объеме шкафа. Владимир Сергеевич, насвистывая, с карандашом и логарифмической линейкой в руках углубился в сложные схемы на чертежном столе.

Через десять дней у стены стоял новенький, пахнущий лаком шкаф-усилитель. Вечером мы переключились на волну таинственной станции. Но она молчала.

Проходили минуты, часы... Бледно светился экран, на нем пошевеливались горизонтальные линии — сплошные и пунктирные. Мы напряженно вслушивались, всматривались в прямоугольник экрана. Напряжение скоро сменилось усталостью. Мы начали переговариваться, усаживаться поудобнее, вставать и ходить по комнате. Аппарат молчал.

Наступила полночь. Несмотря на протесты Пети, он был отправлен домой. Мы с Владимиром Сергеевичем решили посидеть еще часок и итти спать. Прошло с полчаса. Горев стоял у штурвала антенны. Я стоял рядом, глядя на штурвал. Владимир повернул его чуть вправо, потом влево. Послышался знакомый звон-аккорд, на этот раз громко, отчетливо. Мы обернулись к экрану. Он был затенен чем-то расплывчатым и неясным.

Раздался глубокий, хрустально-чистый аккорд и на экране замелькали неясные тени.

— Просто не сфокусирован, — радостно сказал Владимир Сергеевич и бросился к аппарату.

Несколько поворотов рычажков — и мы увидели множество причудливых геометрических фигур и непонятных знаков. Было ясно, что и звон колоколов и эти фигуры передавались специально для настройки приемника. Усилитель работал отлично. Наши сердца замерли. Что мы увидим?

Звон и показ неподвижных знаков продолжался минут десять. Наконец звон стал учащаться, аккорды менялись с каждым ударом колоколов.

Вдруг зашевелились фигуры и знаки таблицы на экране. Поползли, налезая друг на друга, пестрые треугольники, квадраты и круги.

Раздался последний звучный аккорд необыкновенной силы и красоты. Фигурки исчезли. С экрана на нас смотрело лицо человека.

Но какого человека! И какое лицо!..

Мы оба отшатнулись от экрана.

Оно было, если можно так выразиться, ослепительно черным.

Губы и нос были красиво и четко очерчены. На лице и черепе не было ни одного волоска. Темные глаза глубоко сидели в глазницах. В мочке левого уха висела серьга — грушевидный, переливающийся огнем искр камень. Незнакомец поглядел на нас своими блестящими глазами и лукаво улыбнулся. Сверкнул ряд белых зубов.