Под стягом Габсбургской империи - [137]
Он поднял саблю, и я неожиданно улыбнулся, вспомнив, как отец, когда мне было двенадцать и я впервые объявил о намерении стать морским офицером, поклялся, что охотнее увидел бы меня повешенным. Скорее всего, старик никогда не узнает, что я добился и того, и другого.
Иногда я задумывался, является ли повешение мучительный смертью. Так или иначе, достаточно сказать, что когда через несколько секунд табурет выбили из-под моих ног, это на всю жизнь превратило меня в противника смертной казни. Сначала я в агонии дернулся, когда на шею пришёлся вес всего тела, потом перед глазами взорвался красный туман в сопровождении рева тысячи водопадов, когда петля сдавила артерии. Я сам захотел умереть, потерять сознание, все что угодно, лишь бы прекратить эти мучения. И все же к своему ужасу я осознавал мир, вращавшийся передо мной.
И вдруг я уже смотрел в голубое небо, судорожно глотая и задыхаясь, слишком ошеломленный, чтобы понять, что петля развязалась. Кашляя и дрожа всем телом, я кое-как поднялся на ноги и, пошатываясь, отошел в сторону, а бей в это время хлестал палача, который пытался еще раз завязать узел. Наконец, все было готово. Меня подняли обратно на стул, с руганью и криками петлю снова надели на шею.
«Ради бога, заканчивайте уже», — подумал я про себя. Через какое-то время сабля снова взлетела вверх и, блеснув в солнечном свете, опустилась. Еще раз шею мне стиснули могучие тиски. Но на этот раз мне не довелось и трех раз дрыгнуть ногами, потому что я немедленно рухнул на землю, а сверху повалились руины виселицы. С меня оттащили обломки поперечной балки, и я опять кое-как поднялся на ноги.
Произошло нечто странное: страх и покорность уступили место убийственной ярости по отношению к этим никчемным болванам и их безответственности и полной непригодности. Тарган-бей подошёл ко мне, взъерошенный и задыхающийся после того, как несколько кругов гонял по двору незадачливого палача, пиная его и колотя плашмя саблей. Он явно был смущён.
— Приношу тысячу извинений... Прошу прощения, но этот дурак...
— Хватит с меня ваших извинений, — прохрипел я, наполовину задушенный, с царапинами от верёвки на шее. — Вы жалкий кретин, Тарган-бей, и ваши люди — такие же болваны. За все годы службы морским офицером я никогда не встречался с таким гнусным, безалаберным образцом некомпетентности, которую я лицезрел здесь последние пятнадцать минут. Бога ради, если собираетесь повесить невинного, то хотя бы сделайте это нормально!
— Я очень сожалею — мы в Османской армии не...
— Ну разумеется. Ладно, клоун, развяжите мне руки и принесите бумагу и карандаш. Я покажу, как это правильно делать, раз уж вы сами не в состоянии. На вашей виселице и кота не повесишь, не то что троих взрослых мужчин.
Принесли бумагу и блокнот, и пока Тарган-бей выглядывал через моё плечо и восхищенно вскрикивал, я начертил нечто вроде мачтового крана, из которого выйдет прочная виселица из доступных материалов для трёх человек. Затем, когда турки взялись за строительство, я потребовал показать мне верёвку с петлёй. Жалкие верёвки, едва подходящие для сушки белья. Я послал сержанта на поиски чего-нибудь посущественней.
Подали кофе, а я тем временем я взялся за работу над тремя канатами, которые принес сержант. За десять минут я сделал три петли для повешения, столь аккуратные, что даже мелкий мрачный старик унтер-офицер, обучавший нас узлам, петлям и плетениям в Военно-морской академии, не смог бы найти в них изъян. Какое-то время их передавали из рук в руки, так что Тарган-бей и его солдаты могли вдоволь наудивляться и похвалить меня за мастерство. Затем их прикрепили к перекладине, и на этом приготовления завершились.
Снова настала моя очередь. Я встал на табурет, теперь довольно спокойно, и смотрел, как поднимается сабля. Всё будет кончено где-то через минуту, подумал я: потеряю сознание, даже если продолжу биться и дергаться ещё какое-то время. Только бы в эту минуту было не очень больно... Сабля бея поднялась в воздух… и осталась там. Приблизился унтер-офицер, отдал честь и о чем-то доложил Тарган-бею. После их короткого разговора я услышал отдалённый гул.
И тут из-за холмов появился аэроплан и пролетел над самым фортом. Пока он ревел над головой, я разглядел, что это биплан «Альбатрос» немецкого производства с турецкими опознавательными знаками — чёрными квадратами под крыльями. Когда аэроплан пролетал над плацем, с него что-то упало. Солдаты побежали вперёд, чтобы поднять алюминиевую канистру и принести ее бею. Он с подозрением покосился на меня, вогнал саблю в землю, открутил крышку и вытащил лист бумаги. Какое-то время он в недоумении и хмуро изучал его, а потом показал унтер-офицеру.
Они совещались шепотом минут пять. Стоя на табурете с петлей вокруг шеи и мучительно стягивающим запястья шнуром, я вскоре устал. Первоначальная безумная надежда с появлением самолета уступила место более реалистичной оценке. Поскольку форт стоит вдали от железной дороги и телеграфа, во враждебной стране, турки, вероятно, используют самолет для доставки в отдаленные гарнизоны самых обычных приказов. В конце концов терпение у меня кончилось.
В этой книге, последней по времени написания, но первой по хронологии событий, юный кадет Морской Академии Отто Прохазка на паровом корвете Австро-Венгерской империи несет цивилизацию невежественным народам Африки и Океании.
Продолжение приключений Отто Прохазки - офицера-подводника Австро-Венгерского императорского флота во время Первой мировой войны. После долгого возвращения из Китая Прохазку назначают командовать устаревшей подводной лодкой. Впереди череда трагичного и смешного, невероятных заданий, где будет все: торпедные атаки, схватки с аэропланами и дирижаблями, диверсионные миссии. Помимо приключений читатель найдет здесь удивительно захватывающую панораму Австро-Венгрии, уникального государства с уникальной судьбой, куда автор органично вписал своего героя.
В середине 1916 года Отто Прохазку отстраняют от командования подводной лодкой по подозрению в торпедировании немецкой субмарины и отправляют авиационным стрелком-наблюдателем на итальянский фронт. Учитывая несовершенство тогдашних самолетов и напряженность боевых действий в нелегкой для полетов гористой местности, где горы зачастую выше, чем максимальная высота полета аэроплана, и зенитки иногда стреляют сверху, эту «командировку» можно было смело приравнять к смертной казни. И действительно, только чудом нашему герою удалось несколько раз избежать гибели.Это, пожалуй, самая «военная» из книг серии, содержащая множество убедительных деталей о военных действиях на этом почти забытом фронте Первой мировой, а также о «детских» годах боевой авиации.
Иллюстрации художника С. Бродского.
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Вильгельм Йозеф Блос (1849–1927) – видный немецкий писатель, журналист и политик. Его труд по истории Великой французской революции впервые был опубликован ещё в 1888 г. и выдержал до Второй мировой войны несколько переизданий, в том числе и на русском языке, как до революции, так и уже в Советской России. Увлекательно и обстоятельно, буквально по дням В. Блос описывает события во Франции рубежа XVIII–XIX столетий, которые навсегда изменили мир. В этой книге речь идёт о первых пяти годах революции: 1789–1794.
Представленная книга – познавательный экскурс в историю развития разных сторон отечественной науки и культуры на протяжении почти четырех столетий, связанных с деятельностью на благо России выходцев из европейских стран протестантского вероисповедания. Впервые освещен фундаментальный вклад протестантов, евангельских христиан в развитие российского общества, науки, культуры, искусства, в строительство государственных институтов, в том числе армии, в защиту интересов Отечества в ходе дипломатических переговоров и на полях сражений.
До сих пор версия гибели императора Александра II, составленная Романовыми сразу после события 1 марта 1881 года, считается официальной. Формула убийства, по-прежнему определяемая как террористический акт революционной партии «Народная воля», с самого начала стала бесспорной и не вызывала к себе пристального интереса со стороны историков. Проведя формальный суд над исполнителями убийства, Александр III поспешил отправить под сукно истории скандальное устранение действующего императора. Автор книги провел свое расследование и убедительно ответил на вопросы, кто из венценосной семьи стоял за убийцами и виновен в гибели царя-реформатора и какой след тянется от трагической гибели Александра II к революции 1917 года.
Эта книга — история двадцати знаковых преступлений, вошедших в политическую историю России. Автор — практикующий юрист — дает правовую оценку событий и рассказывает о политических последствиях каждого дела. Книга предлагает новый взгляд на широко известные события — такие как убийство Столыпина и восстание декабристов, и освещает менее известные дела, среди которых перелет через советскую границу и первый в истории теракт в московском метро.