Под созвездием северных «Крестов» - [44]
Карташ предложил оперу, судье и гаишнику расследовать свое дело. Вот просто так взять – и расследовать. Не выходя из камеры. Посредством лишь имеющегося телефона, былых связей, оставшихся на воле друзей-коллег и силы своих могучих, профессиональных до последней извилины мозгов. Поначалу судья, опер и гаишник, разумеется, дружно покрутили пальцами у виска и разошлись по углам… но постепенно в разговорах нет-нет, да и всплывала эта тема.
– А я вот что скажу, мужики, – вдруг подал голос давно молчавший Дюйм.
– О, а я думал ты дрыхнешь, – хохотнул Квадрат.
– Было у нас в производстве такое дело… – продолжал судья, не обращая на гаишника ни малейшего внимания. – Вел не я, просто рассказывали. Садик на Васильевском рядом с кинотеатром «Прибой» знаете? Ну вот. Лето. Четыре утра. Белая ночь. Тепло. По садику гуляет влюбленная парочка. И натыкается на натянутую через парковую дорожку растяжку. Взрывается граната, два трупа…
Он неторопливо прикурил сигарету, выпустил облако дыма, повернулся на спину и, ухватившись руками за каркас шконки над головой, принялся подтягиваться.
– Приехали менты, разбираются, – с натугой продолжал он, не отвлекаясь от спортивных экзерсисов. – Выясняется, что парень простой, а девочка – это дочка. Папашка ейный, может быть, и не бог весть кто по расейским масштабам, не Гаркалов все же, но в пределах города фигура вполне играющая, барыга со связями. Как оно часто бывает, войдя в возраст ранней спелости, дочурка сделалась неуправляемой, таскалась по дискотекам, попивала и покуривала, ночевать домой не приходила. И донеприходилась. Папаша стал давить на все кнопки, доказывая, что против него действовали конкуренты, кровиночку укокошили. А и действительно в ту пору у него случились обострения конкурентной борьбы за какой-то жирный кусок. Ему твои, Эдик, коллеги доказывают, что невозможно прямо перед носом незаметно натянуть растяжку, это ж не партизанский лес, а культурный парк, да и вообще… бред. Тот слушать ничего не хочет, а папашка-то, как я говорил, со связями. Ну и начали разрабатывать его конкурентов. А там шушера еще та подобралась, уголовник на рецидивисте и бандюком погоняет. По этой теме провели обыск почти наугад в одной из подозрительных квартир. Я потом видел изъятое – мать моя, чего там только не было! И стволы, и гранаты, ну разве пулеметов было маловато. Короче, еще б немного, и посадили бы какого-нибудь шустрика. Но на счастье папашкиных конкурентов менты параллельно работали и по другим версиям. И вышли на реального преступника. Оказался – обычный псих. Из тех, кто воевал на чеченской и вернулся с вывертом в мозгах. Все воевать продолжал. Жил он напротив садика, целыми днями смотрел в окно, вот в его больной черепушке и бзикануло, что по садику бродят злобные «чехи». А оттуда, с войны, он прихватил арсенал не арсенал, но кое-что. В общем, вышел вечерком, поставил растяжечку на чеченов. И был уверен, что характерно, будто на растяжке подорвались именно «чехи». Сейчас его, вроде из дурки уже выперли…
– Ну и любишь ты байки травить, отец, – констатировал Квадрат. – И чего? Какая из этого следует мысль?
– А такая, сынок, что иногда, бывает, капканы ставят не на того, кто в них попадается, – Дюйм разжал пальцы и устало откинулся на шконке.
Обмозговали и эту вероятность. После чего Эдик тоже закурил и резюмировал:
– Фигня. Так мы вообще ничего не пробьем, слишком много неизвестных получается. Надо исходить из четкой вводной: грохнули именно того, кого хотели грохнуть… Но вот вопрос: сынка за какие-то делишки свалили или папу таким макаром стращали?
– Думаю, папу стращали, – сказал Дюйм. – Забиться бы с тобой на пару флаконов, но рассудить будет некому…
– А я думаю, сынка с дороги убирали, – сказал Эдик. – Про него мне не раз барабанили, что он замазан с угнанными тачками и с таможней. Только кто б позволил его разрабатывать…
– А вдруг подставляли как раз нашего приятеля? – азартно высказался Квадрат. – Может, он на зоне в чем-то запутался или кого-то обидел. Тем более, жил здесь в «Арарате», а эта развлекуха не для бедных вэвэшников.
– Да ну, чума! – отозвался опер. – Ради того, чтобы посадить одного вэвэшника, угрохали Гаркаловского сынка? Кстати, и бабу себе при этом повесили на шею дополнительной гирей… Поглядел бы я на такого идиота. Если б наш «вова» кого-то не на шутку разозлил, то пришили бы его самого без лишних задрючек, и всех делов.
– Вот поэтому я и говорю, что тут против папы играют, – сказал Дюйм. – Всем понятно, сколько стоит заказ. А тут не просто заказ, а целый спектакль с переводом стрелок на другого. То есть – высший пилотаж. А сам по себе сыночек на столько не тянет, – и голосом Мкртчяна из «Мимино» добавил: – Я так думаю!.. Про нашего же приятеля я вообще не говорю.
– Чего ж он в «Арарате» жил? – не унимался Квадрат.
– Тебя завидки берут, да? – усмехнулся Эдик. – Может, у бабы этой, невинно убиенной, отец нормально капусту рубит. Допустим, моет левое золотишко, браконьерит.
– Так, может, против бабы мухлевали? – предположил Квадрат.
– Или против гостиницы, чтоб навсегда опорочить ейное имя в туристских глазах. Чем не тема? – Эдик протяжно зевнул. – Не, мужики, если это заказуха и парня подставили, то хвост можно найти. Убийца ж по воздуху не летал. Сколько в гостинице входов? Два-три, один из которых парадный и поэтому отпадает. Думаю, у убийцы среди отельных был сообщник. Который открыл и впустил, а потом выпустил и закрыл. Надо опросить тех, кто дежурил в ту ночь… – И проговорил мечтательно: – Эх, на воле я бы вычислил суку, как два пальца, мамой клянусь. Я такую публику придавливать умею, живо бы ущучил, кто мне врет…
