Под солнцем свободы - [16]

Все засмеялись, а Радован гордо заиграл, затянув веселую песнь. Но парней забавляла злоба Радована.

- А что ты делал в граде, пока мы сражались за свободу?

- За девушками бегал!

Девицы зафыркали.

- Смотри, Радован, несдобровать тебе!

- Коли ваши девушки могут польститься на меня, старика, мне они и даром не нужны!

- Так ведь ты недавно врал, будто сама царица любовалась твоей красотой!

- Императрица Феодора - мудрая женщина, глупцы! А было это тогда, когда лоб мой еще не покрывался морщинами и не было гусиных перьев в бороде!

- Если бы Хильбудий напал на град, ты, Радован, убежал бы в лес, как барсук в свою нору! Жалко, что он погиб и избавил тебя от такой забавы!

- Убежал? Когда это я убегал? А ну, девушки, скажите, разве я не сидел день и ночь на валах и не сторожил град, словно рысь в буковом дупле?

- Притаился на валах и дрожал.

- Конечно, дрожал! Не терпелось хоть раз показать миру, каков герой Радован, когда приходит беда...

Загудела лютня, девушки взялись за руки, и хоровод закружился вокруг веселого певца.

Отдохнув, Радован отобрал несколько отроков и пошел с ними в лагерь.

- Найдем, наверняка найдем, знаю я византийцев! Они шагу не ступят без этого божественного напитка. О меде, конечно, ничего худого не скажешь, пиво тоже - добрый напиток, но вино...

Радован жадно облизнулся.

Скитаясь по свету, он много раз играл византийским воинам, которые даже в походах не таили своего пристрастия ко всякого рода зрелищам и цирку. Любой бродячий плясун, придурковатый певец, болтливый актер, распутная танцовщица - все были тут желанными гостями, всех их ласково привечали, всем щедро платили. Радован знал об этом и потому любил заходить в пограничные лагеря, где всегда уютно устраивался. Ему было хорошо известно, что во всех лагерях имелись обильные запасы вина.

Вот и сейчас он пошел на поиски зарытых в землю сосудов. Лагерь был разгромлен и разбит. Торчали лишь отдельные колья, и между ними были рассыпаны, втоптаны в грязь пшеница и ячмень.

- Тут! Коли здесь житница, - вино где-нибудь неподалеку!

Они принялись тщательно искать, отваливая колоды и оттаскивая прочь трупы, так и оставшиеся непогребенными.

Старик осторожно постукивал ногой по земле. Вдруг по звуку он определил, что под ним пустота.

- Стоп, юность глупая, есть, есть! Погреб тут! Моя пятка больше стоит, чем ваши носы!

Отроки отвалили несколько бревен, оттащили перевернутую двуколку - в земле показалась дощатая дверца. Нагнувшись, они ухватились за нее сильными руками, запоры лопнули, открыв вход в подземелье с узкой крутой лесенкой.

Радован первым кинулся вниз. С ликующим криком он поднял первый попавшийся глиняный кувшин и прильнул к нему с такой жадностью, что вино громко заклокотало в его горле. Запасы были обильными. Высокие узкие кувшины с большими ручками из красноватой глины выстроились вдоль стены. С потолка свисали мехи, также наполненные вином.

Славины стали выносить вино из погреба. Всем хватило по кувшину. Радован тянул из большого меха - он прогрыз его, чтобы снять пробу, и не мог оторваться. Вино было отменное!

Скоро все прослышали о погребе и сломя голову бросились в лагерь. Люди толкались у входа, пили прямо из кувшинов, тащили их к кострам, на которых жарились бараны.

Лагерь захлестнули пьяные крики и песни, кто плясал, кто бранился, кто дрался. Лишь поздней ночью, уставшие и хмельные, люди заснули мертвецким сном. Радован задремал было с лютней на коленях, потом, покачнувшись, растянулся на земле, сунув под голову лютню с оборванными струнами.

В то время как юное войско безумствовало в пьяном угаре, Исток лежал у шатра. Любиница поставила возле него рог с лучшим медом и села у ног брата, не сводя с него глаз.

- Исток, это Перун отнял тебя у Мораны. Когда ты пришел в себя, я принесла ему в жертву самого жирного ягненка. Милостив Перун!

Брат с благодарностью посмотрел на сестру. На лице его боролись сомнения и вера. Он приподнялся на локте.

- Не нежно, брат, тебе надо лежать. Так велел волхв.

- На бойся, Любица! Мне совсем почти не больно.

Он ощупал свою голову.

- Расскажи, Исток, как ты сражался. Тебя вытащили из-под груды мертвых и ты жив! Велик Перун!

- Мрак в моей памяти. Помню только, что я первым ворвался сквозь ворота в лагерь. За мной, как овцы, кинулись наши отроки.

- И все погибли!

- Все погибли? О Морана!

- Над тобой она смилостивилась, возблагодарим ее!

- Ты, Любиница, не знаешь, как дерутся византийцы! Они поставили передо мной стену из щитов, и мечи из-за нее сверкали, как молнии. Я бил по шлемам, но они были, как наковальни. Мой меч треснул и раскололся. Вот тогда-то меня и задело по голове, все перед глазами завертелось, я упал, и меня прикрыли собой товарищи.

- Но ощупай свою голову, там нет раны! О велик Перун!

- Милая, не будь на мне шлема, меня не спасли бы и боги!

- Шлема?

- Шлема Хильбудия, он в шатре. Принеси его.

Исток взял в руки рассеченный шлем и долго рассматривал его.

- Как он красив, сколько на нем драгоценных камней.

- Он спас меня от смерти, Любиница!

Ножом Исток извлек из креста жемчуг.

- Половину тебе, сестра, половину мне, нанижи его на золотые обручи и носи в височных гривнах.