Под солнцем Севера - [78]

Одна из таких флагообразных лиственниц лежала наполовину вывернутая из земли. Глядя на обнаженные корни, нетрудно было уяснить, что они располагаются в почве горизонтально, на небольшой глубине, над броней вечной мерзлоты.

Корни деревьев в таких лесотундровых рединах распространяются в стороны от ствола на расстояния, в два-три раза превосходящие высоту дерева. При таком строении корневой системы увеличивается площадь питательного почвенного слоя, что в условиях бедности лесотундровых почв имеет важное значение. В то же время распространение лиственничных корней далеко во все стороны от корневой шейки — одна из основных причин разреженности древостоя в предтундровых рединах.

На первых порах жизни у молодой лиственницы образуется стержневой корень. В дальнейшем он отмирает, по усиленно развиваются боковые корни. Видимо, лиственница, приспосабливаясь в течение длительного времени к суровым условиям предтундровой жизни, развивает боковые корпи в поверхностном слое почвы с большей энергией, чем стержневой.

На коре лиственницы, упавшей под напором ветра-низовика, выделялись оранжево-желтые слоевища цетрарии. Извилистые лопасти лишайника были приподняты своими верхушками над корой дерева и потому казались кустиками.

Наше внимание привлек сгиб ствола дерева-флага. Подвергаясь продолжительному одностороннему воздействию северного ветра, ствол наклонился в подветренную сторону. Распилив ножовкой место сгиба, мы смогли увидеть интересную особенность древесины. На выпуклой стороне ствола кольца годичного прироста развились слабо и были очень узкими: клетки при наклоне дерева испытывали растяжение. На противоположной, вогнутой стороне, наоборот, кольца прироста оказались более широкими, хотя клетки испытывали давление, которое стремилось их смять; здесь образовалась так называемая креневая древесина (по-местному — крень). Поперечное сечение ствола в месте сгиба получилось не округлым, а продолговатым, что содействовало большей стойкости дерева.

Мы оглянулись вокруг. Несмотря на флагообразность деревьев, здесь не было криволесья, присущего европейской (в частности, Большеземельской) тундре. Правда, деревья не отличались высоким ростом (пять-семь метров), по имели вполне здоровый вид. Они широко раскинулись на предоставленных им природой просторах — одно дерево отстояло от другого на десятки метров.

Сочетание лесных и тундровых сообществ, а также развитие особой разновидности леса — редколесья — были наиболее заметными признаками колымской лесотундры. И мне невольно вспоминались первые островки лиственницы на Таймырском севере, а также Большеземельская лесотундра, где очень своеобразны (особенно зимой) одиночные ели и небольшие ельники, даже на водоразделах тяготеющие к долинам рек.

Внезапный порыв ветра заставил затрепетать отживающие соломины овсяницевидной арктагростис и высокие стебли костра Ричардсона.

С каждым утренником тощая березка все более рудела, а тальники напоминали окраской листьев кожуру лимона.

Синеватые, с восковым налетом ягоды голубики приготовились отдать человеку обильный урожай, нередко уходящий под снег, — на радость первым казаркам и гуменникам, прилетающим сюда ранней весной, когда еще не появилась первая зелень.

На луговинном покате к озерку стояли травянистые былья северной рябинки (пижмы). Рядом виднелись плотные дерновины северного луговика и эндемика — вейника колымского с его узкими, негустыми метелками. Раскинутые на моховом покрове лишайники — клядония оленья, клядония клювовидная, клядония измененная и иные, лишенные корового слоя, видимо, надежно защищены тут снегом от зимних морозов, ветровой шлифовки и излишней испаряемости.

Вечером Коравги поднес мне былинку бореального подмаренника и заявил, что эта трава помогает людям от ломоты в суставах и костях.

Ночью я вышел из палатки. В ясном небе различалась даже маленькая звездочка около предпоследней звезды в ручке Большой Медведицы. Над южной стороной горизонта виднелись сияющие звезды, среди которых ярко выделялось созвездие Ориона.

Проснулись мы с Коравги спозаранку. До отправления в путь мне не терпелось ознакомиться с окрестностями крайнего северного предела жизни даурской лиственницы.

На расстоянии получасового пути от лодки встретилось озерко, поросшее по берегам хвощом-гусятником. Из-за кустов тальника удалось разглядеть на поверхности годы небольшого кулика-гаршнепа. Вид его черной с ржавыми пестринами спины напомнил воспетое Пушкиным озеро Маленек в окрестностях села Михайловского, где я впервые увидел кулика. Встретить эту миниатюрную птицу (размером с жаворонка) в средних широтах не так-то просто: держится она обычно в одиночку и скрытно, иногда вылетая на кормежку лишь вечером.

Гаршнеп подпустил меня на близкое расстояние. В бинокль превосходно различались его длинноватый клюв и черно окрашенный верх головы с рыжеватыми крапинками. Но задняя темно-красная часть спины казалась поблекшей. Не обращая на меня никакого внимания, птица еще два раза клюнула (опа кормилась у илистого берега) и, не торопясь, взлетела. Крик у нее мягкий, чуть глуховатый, напоминающий созвучие «пшак-пшак».