Под солнцем горячим - [3]

Оказывается, прихватил из дому лишнюю пару. Ну что ты на это скажешь? Пришлось спускаться в спортзал.

Виталий Павлович устроил разминочку и подвел мальчиков к «козлу». Все перепрыгивали удачно, а Гера долго примеривался, но когда разбежался и прыгнул, то съехал с «козла» спиной и распластался на полу — вытер пыль щекой… Ребята засмеялись. Даже девочки в дальнем углу у брусьев. Особенно Муврикова. Гера заметил: запрокинула голову, а «лошадиный хвост» ее так и трясся, так и трясся. А Толстый Макс подбежал и сделал вид, будто помогает Гере встать. А сам обхватил обеими руками за плечи и, приподняв, опустил два раза, пристукивая одновременно каблуком:

— Бряк, бряк! Целы в мешке косточки?

Виталий Павлович рассердился на него:

— Перестань, Швидько! — И спросил у Геры: — Не ушибся?

— Нет, — ответил Гера, отворачиваясь.

— А ну, давай еще.

— Нет, — повторил Гера и отошел на свое место. Он уже с ненавистью смотрел и на «козла», и на то место, где лежал сейчас при общем смехе.

А девчонки в своем углу, одна за другой, плавно раскачиваясь, упирались в перекладины руками и взлетали над брусьями. Красиво взлетела и Муврикова. Только попробовала бы она через «козла» прыгнуть. На этих-то палках каждый дурак сумеет. Так Гера подумал, и, словно подслушав его мысли, — ему на погибель! — Виталий Павлович перевел мальчиков на брусья. «Докажу сейчас!» — стиснул Гера зубы, хотя спроси у него, кому и что он собирался доказывать, наверное, не ответил бы.

— Следующий! — раздался голос учителя.

Гера смело подошел к брусьям, встал как полагается, подпрыгнул, ухватившись за перекладины. Он очень долго раскачивался, но его ноги почему-то не слушались, не хотели подниматься. Кое-кто из ребят опять захихикал. Наверное, и вправду смешно выглядел Гусельников, качаясь так — вареной сарделькой. Тогда он поднатужился, рванулся воем корпусом, но… руки согнулись в локте, одна соскользнула, и, больно ударившись плечом о перекладину, он свалился на помост. Вот уж действительно, как настоящий мешок! Доказал.

Смеха на этот раз он не услышал. Только увидел, как растянулись ребячьи рты до ушей. И девочки у шведской стенки шевелились веселые, но немые, как в телевизоре без звука. Гера ринулся из зала и был уже на пороге, когда снова загудел за спиной прибой голосов и вырвался из хохота выкрик учителя: «Гусельников!» Но Гера не оглянулся. Он мчался по лестнице на второй этаж, в свой класс. Тут сидела Гутька Коноплева, тихая, малоприметная девочка. У нее рыжие ресницы и маленькие смешные косички.

— Ты что? — спросила она, увидев Геру.

Он ничего не ответил, плюхнулся на парту, со злобой начал стаскивать тапочки. Не хотел ведь идти на физкультуру, так угораздило Серегу — позаботился!

В дверь заглянул Дроздик:

— Гусь, Виталий Павлович кличет.

— Катись ты! — закричал Гера и швырнул в него тапочками.

Дроздик исчез.

А Коноплева молча подобрала тапочки и положила их на парту около Гусельникова.

Но он не удостоил ее даже взглядом.

Муврикова виновата!

С физкультуры ребята пришли притихшие. Швидько, садясь рядом, буркнул:

— Распек за тебя Виталий. А из-за чего, спрашивается? Посмеяться нельзя?

Серега же, проходя мимо, взял свои тапочки и вздохнул:

— Говорил — тренируйся.

Тоже мне — посочувствовал! Гера и ему ничего не ответил. Не прошла у него обида. И когда кончились уроки, вышел из класса один-одинешенек.

На улице было жарко. Южная погода, она такая: в феврале и то солнце припекает, в марте или в апреле кругом зелень и цветы, а сейчас уже май — можно сказать, настоящее лето! Гера любил бродить но цветущему городу, про который говорят, что это город-сад. Действительно, куда ни поверни — сады, скверы, вишневые деревья или высоченная, с ажурными листьями белая акация. Тополя понатыканы, как свечки. Идешь по такой улице, как в зеленом туннеле. И ни о чем можно не думать.

Только все равно думал сейчас Гера — думал о том, как позорно свалился два раза на физкультуре. И вдруг увидел впереди Муврикову!

Райка шла в красной кофточке и была не одна. Сбоку от нее — в желтой кофточке — вышагивала Файка Абрикосова. Низенькая, коротко подстриженная, словно нарочно взлохмаченная, она была ужасной модницей и кривлякой. От Мувриковой она не отходила ни на шаг. В классе сидят в разных углах, но на переменах, на улице и вообще повсюду их можно увидеть смеете. Файка во всем добровольно подчиняется Мувриковой.

Вот и сейчас она кивала и поддакивала, а Райка без передышки говорила. Гера не слышал ее голоса, но видел, как мотался черный «лошадиный хвост».

И нестерпимо захотелось подбежать и дернуть за этот «хвост»! Или — стукнуть Муврикову по спине. В конце концов, какое она имела право так говорить: «Что ты, Гусельников, выдумываешь?» Или: «Ха-ха-ха! Гусельников свалился с брусьев». Сама взлетела, а над ним смеется! Ну так получай!

И уже не видя перед собой ничего, кроме красной мувриковской спины, Гусельников ринулся вперед.

Ему не удалось подбежать незаметно. Абрикосова оглянулась, истошно закричала и припустила прочь. А Райка не растерялась: размахнулась и сама ударила Геру портфелем по голове. Он все-таки уцепился за ее «хвост». Тут вернулась Абрикосова и тоже вцепилась в Геру. Теперь приходилось обороняться с двух сторон. Он вертелся вьюном, но каждый посланный им удар возвращался на его голову дуплетом. И досталось бы ему, наверное, порядком, не прозвучи неожиданно над головой голос: